Новый путь
Шрифт:
Чарли Призрак Медведя, скользнув черным взглядом по русским, зашагал впереди, а Райфен Фолви, здорово смахивавший на хиппи, замыкал строй. Оба оперативника и меж собой имели сходство — прикид их не вызывал нареканий у Степана. Индеец накинул на плечи куртку из оленьей шкуры, с обязательной бахромой, а хиппующий Райф кутался в короткий ковбойский полушубок из овчины. Только Призрак Медведя заплетал длинные волосы в косицу-«хвост», а Фолви отпускал лохмы на свободу — пусть вьются, как им хочется.
Вакар догнал Чака и зашагал рядом.
— Слу-ушай, давно хотел спросить. —
Чарли мотнул головой.
— Нет. С ней odezhda быстрее сохнет.
— А-а… Понятно. А ты делаешь успехи! М-м… Что-то я еще хотел спросить… А! Вот ты говоришь «хау», «хау»… А как это переводится?
— «Я сказал и говорить больше не о чем».
— Здорово… Слу-ушай, а скажи чего-нибудь на своем языке. Ты же дакота?
Индеец усмехнулся уголком рта.
— Уичаша хэ оиэкичатоо та успэмакийа, — ткнул он пальцем Вакарчуку в грудь. — Перевести?
Степан зачарованно кивнул.
— «Этот мужчина преподавал мне свой язык».
— Здо-орово… Нет, правда! — помолчав, Вакар осторожно добавил: — Мне кажется… или ты в самом деле считаешь нас глупыми пацанами? Резвятся мальчиши-инфантилы на краю обрыва, хихикают… Да?
— Нет, — покачал головой Призрак Медведя. — Вы просто слились с толпой. Американцы все такие — глупые, жизнерадостные… Только у них это суть, а у вас — внешнее. Ваши hihanki da hahanki… Это вроде заземления, чтобы отводить напряг. Хау!
— Хау! — блеснул зубами Стивен.
Рев порогов сделался слышнее, и Вакар вышел на «тропу» — длинный дощатый настил вдоль скалистого берега. Аккуратный деревянный парапет брал мосток «в скобки», а прямо за перилами бесновалась река. Вода скатывалась с зализанных скал, скручивая пенные воронки, билась на камнях, переплетая струи, а под обрывом плескалась, успокаивая поток, или покрывалась рябью, словно мурашками.
Деревья слева разошлись, вежливо уступая место обширному лугу, полого спускавшемуся к Потомаку. Трава стелилась курчавым бурым ковром, а выше по склону ее раздвигала серая ноздреватая глыба, смахивая на окаменевший пень.
— Чем не стол? — молодецки воскликнул Даунинг, торжественно накрывая скальный останец одноразовой скатертью.
Пакеты с бутербродами и два термоса — с чаем и какао — придавили ее, вспархивавшую под ветерком.
— Ох, ты… — поморщился куратор. — Забыл свою sidushku! Я быстро, джентльмены.
Он бодро поспешил к стоянке, а Фолви, накинув капюшон, взгромоздился на широкие перила. Нахохлился, и лишь изредка потягивал из крошечной плоской бутылочки — для сугреву.
— Не расслабляйтесь, — тихо сказал Призрак Медведя. — В ста ярдах от нас, в леске… Не оглядываться! В леске засели двое с биноклями, рациями и прочими причандалами. Они нас не слышат, но хорошо читают по губам. Поэтому все глупое и невинное, что подобает пикнику, говорите в их сторону. А если хотите сказать что-то иное, поворачивайтесь к реке.
— По-моему, Чак, на том берегу тоже кто-то есть, — негромко измолвил Вальцев, выставляя на «стол» стопку картонных стаканчиков.
— Два снайпера, — подтвердил индеец. — Они просто стерегут… охраняют нас, и не опасны.
— Скажите, Чак, — Максим потянулся, оборачиваясь к Потомаку, — мне чудится или вы действительно расположены к нам? Или к русским вообще?
Гоуст Бир присел, подобрал оброненную сигарету, и заговорил, вставая:
— Я служил во Вьетнаме вместе с Пегом. Однажды он попал в плен. Его держали на базе в горах Аннама, и меня послали на выручку — я ведь похож на туземца. На базе мне встретились русские летчики. Они улыбались, угощали красным супом… сейчас вспомню… borshch. А вечером всем показывали кино — под навесом, на белой простыне. Фильм назывался «Апачи», про вождя Ульзану. И все русские переживали за краснокожих, а бледнолицых считали врагами! Ночью я освободил Пегготи, но ту встречу с пилотами запомнил. — Повернувшись лицом к лесу, Чак закурил, и четко проговорил: — Это с реки холодом тянет. Стаканчик виски — и согреетесь, хе-хе…
— Нет уж! — непринужденно рассмеялся Вакарчук. — Лучше я чайку…
Ливанув из термоса в стаканчик, он с показным удовольствием отпил.
— М-да. Шоколад! Но тоже неплохо… И горячий еще! Макс!
— Плесни мне.
— О`кей…
Все трое сделали разворот «кругом», уставясь на речные перекаты.
— Вы хорошо шифруетесь, но вы не предавали свой народ, — Призрак Медведя внимательно обшарил глазами окрестности. — А мой народ… его загнали в злые земли — вымирать. Американцы — наши враги. Хау.
На мостках показался Даунинг, бубнящий в плашку рации. Куратор шел не один, рядом вышагивал молодой мужчина в длинной кожаной куртке.
— Что-то не то… — глухо обронил Вакарчук.
Обычно открытое и улыбчивое лицо «Айвена» пугало замкнутостью, как сигнал тревоги. Джек будто невзначай, заученным движением шерифа с Дикого Запада, распахнул куртку — тускло блеснул «кольт» в кобуре.
— Позвольте представить Фреда Вудроффа, — ровным голосом сказал он, приблизившись. — Фред возглавляет опергруппу ЦРУ нашего генконсульства в Ленинграде.
За спиной Вакарчука выразительно клацнули затворы винтовок.
— Вы арестованы, tovarishchi! — хищно оскалился Вудрофф.
Тот же день, позже
Балтимор, Мэриленд-авеню
Мидтаун-Белвез здорово смахивал на Арлингтон, разве что этажей побольше, а так все то же самое — чистенько, опрятненько, скучненько. А в салоне «Линкольна» — тесненько.
Сбоку Вакарчука зажимал капитан Хартнелл, а напротив в рядок сидели Вудрофф, Фолви и Смок Парнелл.
— …Мы вытрясли из информатора всё, вычислили каждую мелочь, — довольно щерился Фред. — Даже то, tovarishch старший лейтенант Вальцев, что горбинку вашему носу придал хирург! Кстати, поздравляю с повышением в звании.
— Благодарю, — в ледяном тоне Максима скорей угадывались, чем слышались нотки сдержанной злости и унизительной беспомощности.
Степан опустил веки. Провал.
Второй раз в жизни Вакарчук ощутил всю жуть этого существительного. Провал — и почва под ногами разверзается, и нутро выворачивается наизнанку от томительного падения…