Новый путь
Шрифт:
Мама вешала шторы на голое окно, вытягиваясь стрункой, а папа удерживал ее, едва справляясь с жаркими позывами…
Настя вырядилась в макси — я купил ей в ЦУМе. Выглядела сестричка, как куколка, только стеснялась декольте, прикрываясь воздушным шарфиком…
Я толок пюре, не жалея масла, Настя колдовала над заваркой по всем канонам чайной церемонии, папа разделывал селедину, мама вдумчиво перемешивала «оливье»…
Почему-то именно в этот момент я поверил, что всё у меня выйдет на «хорошо» и «отлично». Пропали мои сверхспособности?
И СССР не загасят, не затопчут пятнадцать лет спустя! Не дам. Ведь получилось у меня семью на новую орбиту вывести! Я оглядел родных мне людей. Ныне я не ведал их будущего, но можно ведь дать волю мечтаниям, не отрываясь от коллектива и реала?
Папа накропает докторскую, станет солидным и важным… членом-корреспондентом. А пуркуа бы и нет? Будет ездить на всякие международные конгрессы и симпозиумы, да снисходительно похлопывать Билли Гейтса по плечу…
Мама завоюет славу прекрасного химика, прекрасного в обоих смыслах, и ее пригласят на работу в Берлин. Или в Будапешт, куда-нибудь в «Гедеон Рихтер». Выделят кандидату химических наук Л.В.Гариной дачу на озере Балатон, а мы с Настей не раз к ней наведаемся, чтобы скупнуться — и налопаться тамошнего паприкаша…
Сестричка… Хм. Это я сгоряча задумал ее по нашим с отцом стопам направить, в «айтишники». Настя — женщина до кончиков ногтей. Пусть уж лучше блистает на подиуме! Или на сцене. Что я, не договорюсь с режиссером? Опыт есть…
Да, немного наивно сравнивать родню и СССР, но ведь семья — ячейка общества, молекула государства…
Взбив толчонку в пух, я переложил произведение кулинарного искусства в большую тарелку, и отошел к окну. Ночь за стеклами скромно посвечивала фонарями, тепло сияла квадратиками отдельного жилья, зажигала шутихами.
«А ведь без меня Союз не спасти… — раскрутилась серпантином мысль. — Нет, члены Политбюро действительно… м-м… есть такое умное слово — индоктринированы идеями социализма. Они и вправду хотят счастья для всех, но не в силах осознать настоящие опасности. Не годятся рецепты старых побед в новой реальности! А «кремлевским мальчикам» лишь бы танков наклепать побольше, негров облагодетельствовать, вволю поупражняться в марксистской схоластике… Они, как странники в ночи, бредут, шаря перед собой руками, не ведая, что впереди обрыв. И только я, я один знаю, куда мы все идем, и к чему можем прийти. До чего дойдем…»
— Всё, всё! Садимся! — громко скомандовала мама. — Проводим старый год. Петечка, наливай!
— А детям можно? — с лукавым наивом вопросила Настя.
— Ка-апельку! — лихо дозволила родительница.
— Молочка, — хохотнул папа, — от бешеной коровки!
«Токайское» пролилось в богемские бокалы, и они сошлись, брызгая
…Отговорил Брежнев. Хлопнуло, прошипело шампанское. Остыл набатный гул курантов. Нарисовалось кружево Шуховской башни.
Я склонился к Насте и зашептал ей на ухо:
— Пошли, погуляем! Папе с мамой хочется побыть наедине. Понимаешь?
Сестренка смущенно зарделась, и прощебетала:
— Мамочка, мы с Мишей сходим погулять!
— Куда? — мигом забеспокоилась мама. — Ночь на дворе!
— Новогодняя ночь! — с чувством сказал я, выразительно глядя на папу. — Там толпа народу, и елка! И вообще!
Отец заговорил с воодушевлением:
— Да пусть погуляют… э-э… с часок! Новый год, все-таки! А народ тут хороший, не обидят!
— Ну-у, ладно… — сдалась мама. — Только недолго!
— Мы на часок! — заверил я, влезая в свои «прощайки» и подавая шубку сестричке.
— Мерси! — церемонно присела Настя.
По коридору «общаги» гулял веселый шум. Народ бродил из комнаты в комнату, празднуя и поздравляя. От лифта приблизилась стайка девушек, по виду — третьекурсниц. Смеясь, они преградили нам с Настей дорогу. Высокая шатенка, над которой витал винный дух, грозно спросила меня:
— Шестнадцать есть?
— Есть, — вздохнул я. Старею, мол.
— Да ему давно уже семнадцать! — возмутилась сестричка.
— Да-а? — комически изумилась шатенка под хихиканье подруг, и решительно меня поцеловала, далеко не сразу отняв губки. — Да-а… — выдохнула она. — Ты где это так сосаться научился?
— В школе, — улыбнулся я, радуясь, что под шапкой не видно, как горят мои уши.
— Достойная смена растет!
И девушки, оглядываясь и пересмеиваясь, повалили в распахнутые двери, откуда переливчато вибрировал Демис Руссос.
— Миш, — пихнула меня Настя, — а меня научишь целоваться?
— Не подобает юной девице помышлять о греховностях мира сего, — назидательным речитативом выговорил я.
— Ну, вот, шутить начал! — обрадовалась сестричка. — А то все кислый ходил. Прям, как лимон!
В лифте она помалкивала, взглядывая на меня и тут же отводя глаза, а когда мы вышли на улицу, выговорила тихонько:
— Это ты из-за Инны, да?
Помолчав, я неохотно признался:
— Из-за нее, проницательная ты моя.
— А ты теперь с Ритой будешь?
— Тебе так нравится Рита? — усмехнулся я.
— Причем тут я? — рассудила Настя. — Главное, что ты ей нравишься. Очень! И Ритка не притворяется. А если… — она замялась. — Ну-у… Если тебе с ней захочется побыть наедине, я уйду погулять. На часок!
Рассмеявшись, я прижал к себе сестричку. И как только не открыл такой клад в прошлой жизни?
— Ой, салют, салют! — запрыгала Настя.
За сосновой рощей бабахнуло, вздувая клубы светящегося дыма. С шипением вплескались ракеты, лопаясь в вышине дрожащими косматыми огнями, зелеными и красными.