Новый расклад в Покерхаусе
Шрифт:
— Надо поговорить.
Сэр Богдер колебался. Разговор с Кухмистером не сулил ничего хорошего.
— О чем?
Настала очередь Кухмистера колебаться.
— Я пришел извиниться, — ответил он в конце концов.
— Извиниться? За что?
Кухмистер не знал, что ответить, и только мотал головой.
— Ну же, за что? — Просто… — Сделайте одолжение, — сэра Богдера смутило невысказанное отчаяние привратника, — заходите.
Он направился в кабинет, Кухмистер робко шел следом.
— Так что стряслось? — спросил Ректор.
— Вот, сэр, о моей отставке, — начал Кухмистер.
— О вашей
— Я говорил с Казначеем.
— Я вам ничем помочь не могу. И не понимаю, чего вы ждете после вчерашних заявлений.
Кухмистер угрюмо посмотрел на него.
— А чего я такого сказал? — проворчал он. — Сказал, что думаю, вот и все.
— Вы бы думали прежде, чем говорить, — бросил сэр Богдер. Вот еще забота. Что ему, делать нечего, кроме как вести дискуссии со слугами? — Нам не о чем говорить.
— Сорок пять лет я был привратником, — возмущенно задергался Кухмистер.
— Знаю, знаю, — отмахнулся сэр Богдер.
— Я отдал жизнь колледжу.
— Предположим.
Кухмистер исподлобья взглянул на Ректора:
— Я об одном прошу — позвольте мне и дальше служить.
Сэр Богдер отвернулся к камину и пинком подтолкнул полено к огню. Нытье слуги надоело ему. Сколько он помнил, от Кухмистера один вред. Он горой стоял за все, что ненавидел Ректор. Неуживчивый, невоспитанный, докучливый тип. А его дерзость в ночь взрыва! И нате вам, явился, поджав хвост, умоляет взять обратно. Самое неприятное, сэр Богдер чувствовал вину перед привратником.
— Я слышал от Казначея, у вас есть средства, — жестко сказал Ректор. Кухмистер кивнул.
— На жизнь хватает?
— Да.
— Тогда на что вы жалуетесь? В шестьдесят лет уже многие на пенсии. У вас нет семьи?
Кухмистер покачал головой. На сэра Богдера снова накатило отвращение. Его лицо скривилось от презрения к собственной чувствительности и к этому жалкому старикашке. Кухмистер заметил презрение и маленькие глазки его потемнели. Он спрятал в карман самолюбие, пришел сюда просителем, но гримаса Ректора всколыхнула подавленные чувства. Он вспомнил, что был когда-то, очень давно, свободным человеком, и гнев вырвался наружу. Не для того он пришел, чтобы этот Богдер оскорблял его, пусть и молча. Не зная еще, что хочет сделать, Кухмистер шагнул вперед. Ректор отпрянул. Он испугался, испуг, как и презрение, отразился на его лице. Всю жизнь Богдер боялся Кухмистера, боялся маленьких оборванных кухмистеров, которые жили на бедных улочках, подстерегали его по дороге в школу и швырялись камнями.
— Смотрите, Кухмистер, — пригрозил было Ректор, но Кухмистер и так смотрел, даже сверкал глазами. В нем тоже заговорили воспоминания.
Привратник побагровел, непроизвольно сжал кулаки.
— Грязный ублюдок! — выкрикнул он, надвигаясь на Ректора. — Вонючий недоносок!
Сэр Богдер отшатнулся, наткнулся на кофейный столик, ухватился за кресло, но не удержался. Ковер выскользнул из-под ног, и, ударившись головой об угол металлической решетки, Ректор рухнул на пол возле камина. Ошарашенный Кухмистер стоял над ним. По паркету расплывалось кровавое пятно. Ярость привратника угасла. Он постоял с минуту, глядя на Ректора, потом
Сэр Богдер лежал на полу в мерцающем свете камина. Кровь лилась из разбитой головы, собиралась в лужу и высыхала. Прошел час, кровотечение ослабло, но не прекращалось. Ректор пришел в сознание около восьми. Комната как в тумане, громко тикают часы. Сэр Богдер попытался подняться на ноги, но безуспешно. Он уцепился за кресло, стал на колени, пополз через комнату к телефону. Ему удалось стянуть телефон на пол. "Скорая помощь"? Но Ректор боялся огласки. Позвонить жене? Он с трудом отыскал блокнот, набрал номер комитета "Милосердных Самаритянок". Богдер ждал ответа и читал рекламное объявление, которое леди Мэри прицепила возле телефона: "Если вам плохо, если вы подумываете о самоубийстве — звоните Самаритянкам".
— "Самаритянки" слушают. Чем мы можем вам помочь? — голос леди Мэри звучал резко и озабоченно, как всегда.
— Я ранен, больно, — невнятно проговорил сэр Богдер.
— Что с вами? Говорите громче.
— Я ранен, ради Бога, приезжай…
— Что-что?
— Боже, боже…
— Хорошо, расскажите по порядку, — с интересом попросила леди Мэри. — Я обязательно вам помогу.
— Это я, Бог… ой!
— Вы — Бог? — Леди Мэри, видимо, заподозрила, что неизвестный страдалец подвержен мании величия.
— Я упал… оступился…
— Вы оступились? Но один ложный шаг — еще не конец жизни. Не отчаивайтесь.
— Я ударился…
— Всем нам приходится сносить удары судьбы. Мужайтесь.
— Истекаю кровью… приходи… разбил… камин…
— Что вы, бросить в вас камень никто не посмеет.
Силы оставили сэра Богдера. Он осел на пол, из трубки неслись трескучие увещевания леди Мэри.
— Вы слушаете? Вы слушаете? Главное — не падайте духом. — Сэр Богдер стонал и охал. — Не вешайте трубку и не вешайтесь сами. Послушайте, вы сделали ложный шаг. Ничего страшного. Все мы люди. — Услышав натужный хрип сэра Богдера, она завелась еще пуще:
— То, что вы задумали, — это не выход. Бывают в жизни и неудачи. Ошибки неизбежны даже у лучших из нас. Это не повод биться головой о стену. Вы не католик? — Богдер слабо стонал. — Вы говорили, что сердце ваше разбито, обливается кровью. Уж больно это по-католически. — Теперь леди Мэри не столько увещевала, сколько отчитывала.
"Проклятая баба, опять она за свое". Сэр Богдер пытался приподняться, положить трубку, навсегда отделаться от неумолимой филантропии леди Мэри, но сил не хватало.
— Положи трубку, — простонал он. — Мне нужна помощь. — Конечно, нужна. И я непременно вам помогу.
Обозлившись на жену, сэр Богдер ощутил прилив сил и пополз прочь от телефона. На глаза ему попался поднос. Виски. Он подполз, отпил немного, сжимая в руке бутылку, добрался до боковой двери и выбрался в сад. Если попасть во двор и позвать, может, кто и услышит. Он сделал еще глоток, еще раз попробовал подняться. В профессорской свет… Туда… Сэр Богдер встал на колени и… свалился на тропинку.