Новый рассвет (Другая заря) (др.перевод)
Шрифт:
Спасительный сон не приходил, не избавлял от одиночества. Она прислушивалась к каждому звуку. В родительском доме ничто не тревожило ее по ночам. В Излучине, в ее спаленке наверху, с ларями под окнами и полупрозрачными занавесками, все звуки, все мелькавшие за окном тени были знакомыми и успокаивающими.
Но сегодня даже шелест листьев звучал зловеще, скрип новых бревен походил на стон, а тени казались враждебными.
Не совершила ли она ошибку, покинув семью? Она никогда не понимала, как могла Ма Лэнгстон жить одна в своей хижине. Много раз Лидия и Росс убеждали
Нет, одиночество – это ужасно. Может, она поступила опрометчиво, перебравшись за реку. А что, если ей до скончания дней своих предстоит прожить здесь одной и не к кому будет прижаться ночью? Что, если она состарится в одиночестве? Стоит ли трудиться, превращать эту землю в доходное ранчо, если не с кем разделить его?
Бэннер рассердилась. Какие мрачные мысли лезут в голову! Она сбросила одеяло и подошла к окну. От луны, по крайней мере, стало чуть светлее. Бэннер посмотрела в сторону конюшни. Новенькая, она выглядела какой-то ненатуральной, как декорация, – ничего общего с той, самой старой в Излучине, конюшней, в которой они с Ли играли в детстве в прятки, с ее особым, терпким запахом. Эта казалась чужой.
Но одно из окон тускло светилось – фонарь, наверное, был повернут вниз, в пол. Джейк недалеко, он услышит ее крик, если окутавшая ее тьма и полное одиночество станут невыносимыми.
Присутствие его успокоило Бэннер, она вернулась в постель и заснула. На рассвете она проснулась, вскочила и облачилась в рабочую одежду.
Солнце играло в кухонных стеклах. Бэннер принялась готовить завтрак. Солнечный свет придавал комнате более уютный вид – никакого сравнения с ночной темнотой и унынием. Настроение ее поднялось. Она даже начала напевать себе под нос, нарезая толстыми ломтями грудинку и кладя ее на сковородку.
Но, увидев появившегося в дверях конюшни Джейка, Бэннер притихла. Кусок грудинки выскользнул из ее ослабевших пальцев, губы слегка приоткрылись.
Джейк остановился недалеко от входа в кухню, почесал в затылке, взъерошил светлую шевелюру. Луч солнца упал на нее – и в волосах засверкала словно бы запутавшаяся там золотая нить. Джейк широко зевнул, мелькнули ровные белые зубы. Нижний ряд, положим, чуточку кривой, подумала Бэннер, но изъян почти незаметен.
Он сцепил кисти рук и, подняв их над головой, сладко, с кошачьей гибкостью потянулся.
Джейк уже натянул сапоги, но… не совсем еще застегнул брюки. Бэннер заинтриговало не столько то, что было видно, сколько то, чего она видеть не могла.
Пока Джейк потягивался с безотчетным наслаждением, широко расставив ноги и выгнув спину, Бэннер предавалась упоенному созерцанию его мускулистого торса. Во рту у нее пересохло, зато другая часть тела отреагировала прямо противоположно. Не то чтоб Бэннер никогда раньше не видала мужчину без рубашки. Видала, и не раз. Отца, Ли, Мику. Но не Джейка. Даже стараясь сохранить полное беспристрастие, трудно было не признать – тут есть на что посмотреть.
Широкие
Бэннер сглотнула и теснее сжала колени.
Торс Джейка был достоин резца скульптора – на нем четко выделялась каждая мышца, каждая извилистая линия. Сужаясь, грудь переходила в твердый плоский живот. Гладкая полоска волос соединяла поросль на груди с курчавившимися вокруг пупка более густыми и темными волосками. Глаза Бэннер опустились к расстегнутой пряжке пояса. Любопытство ее было возбуждено до предела.
Странно, подумала она, я спала с ним, но ни разу не видела его иначе, как полностью одетым. Ее переполняла гордость. Джейк великолепен. Он такой красивый, стройный, золотистый. Ей, по крайней мере, не придется стыдиться своего первого, а может, и единственного любовника. Да, он способен вызвать желание.
Джейк опустил руки, помахал ими, восстанавливая кровообращение. Подошел к насосу во дворе между домом и конюшней, нагнулся и принялся качать воду, обливая себе голову и шею. Выпрямившись, он закрыл лицо руками и встряхнулся, потряс головой, выливая воду из ушей. Сверкавшие на солнце брызги разлетелись вокруг него, как бриллиантовый дождик.
Он ненадолго вернулся в конюшню за рубашкой, вышел, на ходу натягивая ее, и скрылся за углом.
Несколько секунд Бэннер неотрывно смотрела на то место, где он только что стоял. Потом, как бы выходя из транса, моргнула, глубоко вздохнула. Мышцы ее постепенно расслабились, напряжение схлынуло. Она с изумлением обнаружила, что грудинка валяется на полу. Надо же, какая расточительность.
Достигнутое Бэннер равновесие было весьма непрочным, но она заставила себя покончить с готовкой: в любой момент мог войти Джейк и потребовать горячий кофе и завтрак.
Интересно, щеки в самом деле так пылают или ей только кажется?
Не догадается ли Джейк, что она шпионила за ним?
Ну и пусть догадается, вдруг разозлившись, подумала Бэннер. Ему-то заботы нет! Расхаживает тут полуголым! Ясное дело, она не хотела наблюдать за ним, это вышло случайно. И вовсе не томилась страстным желанием потрогать… неважно что. И вовсе ей не жаль, что той ночью на нем была рубашка. Конечно же, нет. И не больно приятно, наверное, ощущать все эти твердые мускулы и жесткую шерсть на своей груди.
Она кашлянула – в горле вдруг запершило.
Раздался стук в дверь. Бэннер подскочила, как испуганный кролик, повернулась. Он вошел и сразу же заметил ее волнение.
– Что случилось?
– Ничего, – поспешно, стараясь не задыхаться, ответила она.
– Ты уверена?
– Конечно. А что могло случиться?
– Не знаю, потому и спрашиваю.
Бэннер отвернулась.
– Садись. Завтрак готов.
Джейк бросил на нее странный взгляд, но послушался, пододвинул стул, опустился на него. Бэннер с кофейником быстро подошла к столу и потянулась через плечо Джейка налить ему кофе.