Новый Робинзон
Шрифт:
Местность, по которой мы шли, представляла собой бесплодную песчаную пустыню, кое-где поросшую низкорослым кустарником. Ямба шла впереди, разглядывая след.
Вдруг она нагнулась и подняла большую шляпу с широкими полями. Пройдя немного, мы подняли мужскую рубашку, а затем — штаны, ременный пояс и пару изношенных сапог.
Взойдя на пригорок, мы увидели перед собой, на песке, всего в нескольких шагах от пригорка, полуголого человека, лежавшего лицом вниз. Мы быстро сбежали с пригорка. Мое первое впечатление было — на песке лежит мертвец. Пальцы этого человека судорожно впились в песок, руки раскинуты.
Когда я перевернул этого человека на спину, то увидел, что он еще жив. Я был очень обрадован. Чувство злобы исчезло.
«Вот мой будущий товарищ! Он поможет мне вернуться!» — подумал я.
Я смочил его рот водой, которую Ямба всегда имела при себе (она носила воду теперь в мешочке, выделанном из целой шкурки вомбата), а затем принялся растирать его, чтобы восстановить кровообращение. Когда наш запас воды истощился, Ямба побежала к небольшому озерку, мимо которого мы прошли еще утром. Она пробегала гораздо больше часа. Все это время я, не переставая, растирал моего больного. Но сколько я не старался, никаких признаков возвращения к жизни он не обнаруживал.
Ямба вернулась с водой. Мы снова мочили губы, лоб, шею и грудь несчастному. Растирали ему водой пульс и виски.
Наконец он издал какой-то звук, не то захрипел, не то застонал. Я осторожно влил ему несколько капель воды в рот. Он проглотил воду, но в сознание так и не пришел. Между тем уже стемнело. Мы решили остаться здесь до утра. Всю ночь мы с Ямбой просидели около больного, смачивая ему язык и губы водой. Под утро он ожил настолько, что смог открыть глаза и взглянул на меня.
О, как я ждал этого взгляда!
Мое разочарование было ужасно. На меня смотрели совершенно бессмысленные глаза. Он ничего не сознавал. Я думал, что это результат его болезненного состояния. Мне хотелось закидать его вопросами, но я сдерживался и заботился только об одном — окончательно привести его в чувство. Еще до полудня он настолько пришел в себя, что смог сидеть. Спустя несколько дней он уже мог сопровождать нас к озерку, близ которого мы расположились стоянкой. У этого озерка мы пробыли до тех пор, пока он не оправился окончательно, т. е. не стал бродить без посторонней помощи.
Он все время говорил. Говорил много, очень много. Я с жадностью ловил каждый звук, но… Это была не разумная речь, это был какой-то жалкий лепет, лепет без всякой связи и смысла. Иногда он исподтишка поглядывал на меня, а затем насмешливо кому-то подмигивал.
Горькая истина стала, наконец, ясна. Вместо отрады и утешения, которые я надеялся найти в этом человеке, я нажил себе страшнейшую обузу. Мое положение стало куда хуже, чем раньше. Бродить по пустыням в обществе помешанного…
Мы медленно шли обратно тем же путем, которым несколько недель тому назад продвигались к югу. Наш новый товарищ был очень слаб и сильно замедлял наше передвижение. Впрочем спешить нам было и некуда и незачем.
Я несколько раз пытался вызвать на разговор нашего спутника. Напрасно — он бормотал что-то невнятное, точно малый ребенок. Я пробовал его упрашивать, уговаривать — ничего не выходило. Один раз я даже немножко побил его со зла, но и это не помогло.
Хорошо еще, что Бруно очень привязался к помешанному. Он не отходил от него ни на шаг. Я был рад этому: незнакомец, то и дело порывался уйти куда-нибудь один. Если бы не Бруно, он забрел бы куда-нибудь далеко, и нам же пришлось бы его разыскивать. Кроме того я боялся, как бы его не убил кто-либо из туземцев. Ведь его болезнь могли и не заметить, да и спасла ли бы еще она его от удара копьем дикаря.
Наконец мы добрались до берега большого озера, где и прожили около двух лет. Вас, может быть, заинтересует, почему я поселился на озере? Причина — наш больной. Дальнейшее путешествие — к туземцам гористой страны — было из-за него прямо-таки невозможно.
Я был бы не прочь вернуться на берега морского залива, на родину Ямбы. Там, пожалуй, я скорей смог бы встретиться с белыми, корабли-то ведь в море бывали. Во всяком случае, это было бы и проще и спокойнее, чем бродить по австралийским пустыням. Но наш помешанный не позволял мне выполнить и этого намерения.
По пути к озеру нам пришлось пройти через очень дикую страну. Это были гряды скал, громоздившиеся целым рядом террас одна на другую. Их гладкие отвесные стены были едва доступны. Тут мы испытали немало горя с нашим больным. Он был слаб и легко утомлялся, он поминутно мог поскользнуться и скатиться в пропасть. Мне приходилось взваливать его себе на спину и тащить по тяжелой и опасной дороге.
Он не знал никого из нас. Его взгляд скользил по нашим лицам, как по пустому месту. Он никогда не обнаруживал ни страха, ни радости, ни удовольствия. Его лицо всегда было тупо и безжизненно. Если он не спал, то бродил. Бродил он всегда вокруг какого-нибудь места и при этом что-то бормотал и без устали жестикулировал.
Мы не мешали ему бродить — за ним присматривал в это время Бруно. А когда наступала пора обеда, мы шли за ним, приводили его к костру и усаживали. Он ел с своим обычным безразличным видом. Вряд ли он попросил бы у нас есть, если бы мы его проморили несколько дней без еды. Он ничего не хотел.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Странное приглашение. — Борьба с чудовищем. — «Будь нашим вождем!» — Девушка-метиска. — Судьба Лейчардта. — Человек в полном рассудке. — Смерть Гибсона.
ЖИВЯ НА БЕРЕГУ большого озера, я получил однажды очень любопытное приглашение от одного из соседних племен. Еще вскоре после того как я здесь поселился, до меня дошли слухи, что в озере живет какое-то «чудовище». Оно нагоняло страх на девушек и женщин, приходивших к озеру за водой. И вот, когда слава о моих подвигах разнеслась по всем окрестностям озера (Ямба, конечно, постаралась сделать это), я и получил лестное для меня приглашение. Меня просили отправиться на другой берег озера и избавить жителей от присутствия «злого духа озера».