Новый сладостный стиль
Шрифт:
Лестер Сквэйр извлек из кейса крохотный диктофончик – из тех, что немедленно растворяются во рту, буде их владелец кем-нибудь схвачен, и активировал его венериным бугром левой ладони. Послышалось хоровое чтение труппы: «Наш любимый Сашка Корбах! Мы не провалились в прорву! Мы шутуем, как могем, а на брехунов кладем!»
– Алекс, Алекс, что с вами? Простите, я не ожидал, что вы так…
Стопроцентно стабильный агент британской службы с изумлением смотрел на внезапно разрыдавшегося лысого человека. АЯ упал лицом в ладони, тощие плечи его конвульсивно дергались. Фухс сидел, почему-то запечатав губы указательным пальцем. Лейбниц смущенно перелистывал исторический фолиант. Стенли, не скрываясь, вытирал заслезившиеся глаза. Этот Алекс, думал он, этот чертов Корбах.
– Прошу прощения, джентльмены, – очень скоро сказал АЯ. – Все, что связано с театром, вызывает у меня какую-то странную истерику.
– Мы ее просто выкупили, – сказал Лейбниц.
– У КГБ? – изумился Александр.
– Почему это вас так удивляет?
– Ну, все-таки «рыцари революции».
– Нет в Москве людей более падких на доллары, чем эти «рыцари», если не считать парней из ЦК комсомола. Последние готовы продать мумию Ленина.
Фухс пригасил свет и включил слайд-проектор. Самарские Корбахи четко отразились на белом куске стены между оригиналом Дюрера и полкой спортивных трофеев, добытых хозяином замка в бытность загребным восьмерки Колумбийского университета.
Итак, Алекс, в центре действительно сидит ваш родной прадед Натан. Поражает его сходство с прадедом нашего босса. Братья, похоже, в одно время запустили большие усы, что сделало их совсем неразличимыми. Справа от него иронически улыбающийся господин, это брат его жены, то есть вашей прабабушки, известный на Волге газетчик Вениамин Слонимский, слева располагается двоюродный брат Натана Казимир Корбах, то ли важный служащий, то ли совладелец банка «Взаимный кредит», это будет уточняться. Здесь же в группе старшего поколения мы видим жен этих трех джентльменов, Ревекку, Ксению и Матильду; шляпы с перьями. Второе поколение располагается по флангам, и среди них на левом, разумеется, фланге стоят ваш дед Рувим Натанович и его сестра Эсфирь Корбах-Верхово-Лошадина, петербургские художники нового направления, о чем свидетельствуют шарф Эсфири и пиджак внакидку Рувима. Третье поколение представлено детьми в новеньких морских костюмчиках, вашими будущими дядьями и тетками, а также двумя юнцами в белых летних тужурках, Волей Корбахом и Нолей Слонимским. В том году эти двое окончили частную гимназию и готовились преодолеть процентную норму для поступления соответственно в Казанский университет и Петербургскую консерваторию. Вы были правы, сказав Стенли, что оба они летом 1919 года вступили в добровольческий полк Учредительного собрания и ушли в эмиграцию. Есть сведения, что Ноля, то есть Арнольд Слонимский, осел в Париже, где был сначала тапером немого кино, а потом, как ни странно, стал там пионером американского джаза. Что касается Воли, то есть Владимира Леопольдовича Корбаха, то он, не доехав до Парижа, осел в Тегеране, служил там в английской нефтяной фирме и женился на местной еврейской девушке Мириам Корбали.
Пока Фухс все это рассказывал, у него распушились усы и бакенбарды, а глаза разгорелись, как у охотящегося кота.
– Ну, хватит пока, – сказал ему Стенли. – Эдак вы дойдете до вавилонского плена!
Фухс потух. Сквэйр рассмеялся:
– А почему бы нет?
Стенли пошел на балкон, прихватив с собой бутылку порта хорошей, то есть по крайней мере тридцатилетней, выдержки. В дверях он обернулся и поманил за собой Александра. Вдвоем они вышли под звездное небо.
«Ты помнишь, Алекс, что Господь сказал Аврааму? Как нельзя счесть звезд на небе, так и не счесть будет твоего потомства. Эти звезды, Алекс, это ведь не просто метафора, Алекс, не правда ли? Ведь недаром же были соединены в одном речении Господа звезды и человеческие потомства, как ты считаешь?» Ах, елки-палки, мысленно произнес Александр и вспомнил сахалинского смертоносного летчика. Я не могу сейчас говорить о звездах мироздания, когда меня одна лишь моя собственная звездочка манит. «Это наше отечество, дорогой кузен», – произнес Стенли и довольно бесцеремонно потыкал в отечество большим пальцем. – «Стенли, мы еще поговорим с тобой о „человеческих молекулах“, но сейчас я очень спешу, прости меня».
Этот Алекс, подумал Стенли, в его комнате пахло блядством, он и здесь, похоже, присмотрел себе какое-то приключение. Он подтолкнул его локтем и спросил: «Как там Берни?»
АЯ вспомнил, как кувыркалась тогда Бернадетта со своего стула в баре: грива с гребнями, моток перламутра, полкилошные клипсы, ножищи в белых чулках с розовыми подвязками. «Великолепно, – сказал он. – Просила вам напомнить о себе, сэр».
«В самом деле? – восхитился богач. – Вот сладкая девочка! Нежнейшее создание из всех, с кем я имел дело!»
С кем же он имел дело до нее, подумал Александр и направился к выходу. Стенли смотрел ему вслед. Не без мудрости смотрю ему вслед, думал он. Взираю как старший брат. Вижу его насквозь. Не удивлюсь, если Ленор взяла его на крючок. Иди,
6. Застенчивая кобылка
Естественно, Александр заблудился в любовной спешке. Он взлетал и скатывался по тюдоровским лестницам, почти бегом барабанил по пустым анфиладам комнат с портретами и каминами. Вдруг оказался в райских кущах оранжереи стиля арт деко, но, не обнаружив там своего соблазна, своей – он был уверен в этом – жарко жаждущей его половинки и вместо нее найдя там массу внимательно наблюдавших за ним попугаев, выкатился в телескопический супермодерн, где в главном ангаре гигантский оранжевый робот, творение гениев «Чикагской школы», со скрипом вздымал какой-то рычаг, то ли пенис, то ли третью ногу. Затем он выскочил на мавританского вида галерею, спрыгнул с нее и побежал в темноте по орошаемым многочисленными спринклерами травяным пространствам; щедро и сам там оросился. Мокрый, ввалился он в приемный холл, где назначено было ему свидание, но не нашел и там искомое. Вместо нее колобродили Корбахи, выпивали у бара, играли на бильярде и разговаривали на повышенных тонах. Ну разумеется, здесь-то он и натолкнулся снова на Арта Даппертата.
Этот последний там вальсировал, держа в объятиях какую-то юную красотку; то, что называется «идеальной парой». Увидев Александра, Арт бросил свою даму и устремился к нему, словно к старому другу. Компьютерное поколение жаждет немедленного, пусть даже одностороннего, информационного обмена.
– Хей, Алекс, как тебе понравился наш король Пантагрюэль, мой сногсшибательный тесть? Ну да, я его зять, а это его дочь, моя любимая жена Сильви! Знакомьтесь, ребята! Сильви, это тот самый парень, что сделал меня богатым. Алекс, ты понимаешь, что тебе причитаются с меня приличные комиссионные? Как за что? За твою идею кукол! Пойдем к нам в комнату, я выпишу тебе чек! Что? Потом? Сильви, ты слышишь? Тебя что, деньги не интересуют? Интересуют, но не сейчас? Моя дорогая, что-то происходит в мире, в нем появились люди, которых деньги интересуют, но не сейчас. Не в данный момент, понимаешь?
Глядя вслед убегающему через главный подъезд к освещенному пруду «русскому Корбаху», Сильви положила голый локоток на плечо мужа. И вздохнула:
– Неужели ты не видишь, он влюблен.
Возле пруда у столиков сидело еще немало гостей. Многие приглашали Александра присоединиться, но он даже не удостаивал их ответом. Дикое волнение, едва ли не паника, владело им. Нора потеряна навсегда! Как последний мудак из-за этих мудацких Корбахов он потерял женщину своей жизни. Решившись наконец вслух произнести ее имя, он обратился к старому слуге, что даже в этот поздний час продолжал разносить напитки. Стараясь унять трясущийся подбородок, выдержал испытующий иудейский взгляд и выслушал вежливый ответ. Конечно, он знает миссис Мансур. Да, он видел ее совсем недавно. Не более четверти часа назад она уехала отсюда в машине. Нет, он не знает куда. Вон в том направлении.
– То есть в темноту? – по-дурацки спросил Александр.
Старик серьезно кивнул. Да, сэр, за пределы фермы, в полную темноту. Нет, она была не одна, с компанией. Кажется, за рулем был мистер Мансур. Нет, не отец, сэр. Муж. Муж миссис Мансур, мистер Мансур. Старик собирался предложить свою помощь в деле передачи мессиджа [120] супругам Мансур, однако «русский Корбах» уже вышагивал прочь, передергиваясь, как солдат после санобработки. Да, сударыня, я знаю, что говорю: как солдат после санобработки.
120
…мессидж… (от англ. message) – сообщение.
Почему-то ни разу с момента встречи Александру не приходило в голову, что она может быть замужем. Что за зверский поворот всей истории, бормотал он, передергиваясь. Как будто прямо в морду из блядской темноты влепили заряд этого блядского гравия, что осатанело хрустит сейчас под ногами. Зверский муж человеческой женщины, словно в вольере среди благородных лошадей пасется препохабнейший кентавр! Нет, это невозможно пережить! Почему меня не могут оставить в покое? Почему судьба подбрасывает то театр, то любовь? Ей-ей, все обиды прошлой жизни: и отсутствие отца, и люстра, свалившаяся прямо на башку, и отлучение от матери-родины, и недавнее избиение за грехи суки-родины – ничто по сравнению с появлением какого-то звероподобного мужа. Мысли эти всколыхнули всю его влагу, и он теперь громко рыдал, вышагивая по слабо светящейся под луной гравийной дороге, среди туч мрака, образованных кронами мэрилендских дерев.