Новый старт
Шрифт:
— Говорила я вам, он не приедет, — сказала бабушка.
Мне захотелось ее ударить. Судя по маминому лицу, ей тоже этого хотелось.
— Не торопись его осуждать, мама. Еще не очень поздно. Он же не назначил точного времени, просто сказал, что зайдет за детьми утром.
— Джули, сейчас без четверти двенадцать.
— Строго говоря, это еще утро.
— А ты, строго говоря, доверчивая дуреха, изводишь себя из-за этого никчемного бездельника. Посмотри, в каком ты состоянии, и дети тоже, между прочим.
— Отстань
— А детям не полагается хамить бабушкам, нахалка! Эм! Эм, я к тебе обращаюсь!
Я ее не слушала. За дверью раздались шаги. Я кинулась в прихожую. На этот раз я не ошиблась!
— Папа!
Я повисла у него на шее. Он был небритый, с колючим подбородком и весь растрепанный, будто только что встал с постели, но мне это было безразлично.
— Папа, ах, папочка! — завизжала Вита, подражая девочке из видеофильма «Вагонные дети».
Папа подхватил ее на руки.
— Па-а-апа! — заорал Максик и с такой силой боднул папу тщательно причесанной головой, что все мы чуть не повалились на пол.
— Тихо, дети, тихо! — сказал папа.
Он остановился, кашлянул, потер себе лоб между бровями и посмотрел через всю прихожую туда, где стояла мама.
— Здравствуй, Джули, — сказал он тихо, как будто их только что познакомили.
Мама ничего не сказала. Она скрестила руки на груди, крепко сжимая пальцами локти.
Папа сказал:
— Я пойду погуляю с детьми, хорошо?
— А можно, мама тоже пойдет? — попросила я.
Папа замялся:
— Ну… Сегодня такой особенный день, только для нас с вами.
Мама повернулась на каблуках, ушла в кухню и закрыла за собой дверь.
— Черт. Джули! Слушай, ну идем с нами, если тебе так хочется. Я знаю, нам нужно поговорить. Я просто не хотел скандала, пожалей детей! — сказал папа.
— Да как ты смеешь! — сказала бабушка.
— Черт, сил моих больше нет, — сказал папа. — Дети, пошли, шевелитесь.
Он взял Виту и Максика за руки и потащил к двери.
— Папа, подожди! Они не надели куртки! И потом, Максик не сможет ходить в твоих сапогах.
Я сорвала с вешалки наши три куртки и принялась разбрасывать в стороны старые резиновые боты и тапки, разыскивая ботинки Максика.
— Ты прямо маленькая мама, Эм. Самая взрослая из всех нас, — сказал папа.
Сердце у меня забилось от гордости под рубашечкой с котенком. Мы вышли из дома вслед за папой, на ходу натягивая куртки. Максик не успел зашнуровать ботинки, и они хлопали на каждом шагу. Мы не попрощались с бабушкой, даже с мамой не попрощались.
4
Папа повез нас в Лондон на поезде. На вокзале он взял нам всем по стаканчику черного кофе и пакет пончиков. Сам он весь передернулся, когда я предложила ему пончик, посыпанный сахарной пудрой.
— Ты чего, пап, они такие вкусные!
Я так вгрызлась в пончик, что из него брызнул ярко-красный джем.
— Смотрите, у меня губная помада! — Вита размазала джем вокруг рта.
— И у меня, и у меня! — подхватил Максик.
— Я не очень голодный, Эм. Ешьте сами, ребята, — сказал папа.
Ты не заболел, пап? — спросила я заботливо.
— Я прекрасно себя чувствую, — ответил папа, дрожа. Он плотнее обмотал шею моим вязаным шарфом. — О-о, что за шарф, такой уютный!
В поезде папа сразу задремал. Вита все время порывалась его разбудить, а Максик через две минуты после отхода поезда принялся спрашивать: «Уже приехали?» — но я кое-как их занимала всю дорогу. Мы смотрели в окно, разглядывали садики около домов, мимо которых проезжали, и пытались угадать, в каких из них живут дети.
Вита и Максик непрерывно ссорились из-за того, кто первый заметил в очередном садике качели, песочницу, велосипед или мячик. А я смотрела на папу. Он был совсем бледный, как-то весь сгорбился и хмурился во сне. Я подумала: вдруг ему снимся мы? Вот бы сейчас нашептать ему на ухо, загипнотизировать, пока он спит: «Ты вернешься домой, папа. Ты любишь маму, Виту, Максика и меня. Ты не можешь жить отдельно от нас».
Когда приехали на вокзал Ватерлоо, я осторожно тронула его за руку. Папа открыл глаза и посмотрел удивленно, как будто совсем про нас забыл. Потом улыбнулся. На вокзале он зашел в мужской туалет, а когда вернулся, выглядел получше: лицо умытое, дыхание пахнет мятой.
— Ну что, мои хорошие, идем смотреть процессию.
Он объяснил, что это будет совершенно необыкновенная новогодняя процессия. Добираться пришлось пешком, потому что Максик до смерти испугался эскалатора в метро. Папа рассказывал про процессию, и Вита с Максиком в конце концов поверили, что там действительно будут всадницы в сверкающих бикини верхом на белоснежных лошадях и раскрашенные слоны, у которых бивни украшены драгоценными камнями, и крылатые обезьяны, летающие у зрителей над головами и срывающие с них шляпы.
Я-то знала, что он все выдумывает, но и сама чуть было не поверила, так что действительность нас всех разочаровала. Во-первых, нам почти ничего не было видно из-за толпы. Папа по очереди брал Виту и Максика к себе на плечи. Я была для этого слишком большая. Поднявшись на цыпочки, я видела вдалеке головы поющих девушек. Иногда они подбрасывали в воздух свои жезлы или взмахивали перьями, но больше ничего было не разглядеть. Проезжали большие платформы, на которых стояли разные знаменитости, все такие разряженные, они махали руками и что-то кричали, но мы почти никого не могли узнать.