Новый старый 1978-й. Книга четырнадцатая

Храмцов Андрей

Когда офицеры строем отправились снимать скафандры и переодеваться, я сказал Ксюхе:

— А мы с тобой отправимся в нашу душевую и там помоемся, и не только. Ты же меня собиралась изнасиловать? Не забыла?

— Да, — ответила она строго. — Чтоб больше не лез, куда не следует.

На антиграве мы быстро долетели до душевой, начав раздеваться ещё по пути. Я тоже был возбуждённым после смертельного поединка с рогачом, поэтому мне хотел секса не меньше, чем Ксюха.

Ну а в душе мы оторвались по полной. Я материализовал одного своего альтер эго, увидев которого, Ксюха чуть преждевременно

не кончила. Она сразу поняла, что сегодня её удовольствие будет двойным и отдалась нам сразу обоим со всей страстью.

В общем, помылись мы очень хорошо. Кто кого изнасиловал, было понятно и так. Это я её насиловал сразу в двух лицах, а она кричала от удовольствия и сумасшедших оргазмов, накатывавших на неё один за другим. Такое впечатление, что мы не любовью с ней занимались, а продолжали сражаться с арахнидами. Кто-то снимает стресс после боя водкой, а мы — сексом. Я считаю, что второй вариант намного лучше, чем первый.

Сначала я хотел телепортроваться с ней в её капитанскую каюту на линкоре «Москва». Но прямо в душевой стояли банкетки, на одной из которых мы втроём и оттягивались. Скорее, мы Ксюху натягивали, но не суть важно. Главное, что нам было хорошо. Ярцева догадалась, что мы собирались потрахаться, но такого безобразия она себе даже представить не могла.

— После твоего недавнего боя я поняла, что так сражаться могут только боги, — сказала Ксюха, когда смогла говорить. — А сейчас, когда ты смог создать на моих глазах свою абсолютно идентичную копию и которая оттрахала меня во все мои, созданные природой, отверстия, я уверена в этом на все сто процентов.

— Мои жёны тоже так считают, — ответил я и поцеловал свою боевую подругу. — Надеюсь тебе, как комсомолке, это не помешает любить меня и дальше.

— Любить тебя мне не может помешать никто и ничто. А раз ты бог, то ты можешь делать всё?

— Я только учусь. А что ты хотела?

— Мне очень хочется выпить сока и съесть шоколадку. Ты можешь сделать так, чтобы они появились прямо здесь и сейчас?

Я хмыкнул, так как мне казалось, что конфетно-букетный период у нас давно прошёл. Но чего хочет женщина — того хочет бог. Значит, я тоже этого хочу. Ну, раз я тоже этого хочу, то пусть так и будет. Хотелось произнести что-то подобное тому, что говорил старик Хоттабыч, типа «трах-тибидох», но мы с Ксюхой уже потрахались и натибидохались, поэтому я материализовал из воздуха стакан апельсинового сока и шоколадку «Алёнка». С продуктами я ещё дела не имел, но, надеюсь, ничего не накосячил. Иначе очень неудобно получится перед подчинённой.

Ксюха, увидев перед собой сок и шоколадку, сначала ойкнула, а потом посмотрела на меня круглыми от удивления глазами.

— Они настоящие? — спросила она шёпотом, как будто я их для неё украл из буфета ЦК.

— Пробуй — узнаешь, — ответил я, улыбаясь.

Она как-то нерешительно взяла в руку стакан с соком, который висел в воздухе и сказала:

— Холодный.

А потом отпила сначала маленький глоток, а затем, с довольной улыбкой, констатировала:

— Апельсиновый.

Шоколадку она взяла уже смело и аккуратно сняла бумажную обёртку, а потом развернула фольгу.

— Вкусно, — заявила она, откусив кусочек. — А откуда ты узнал, что я люблю именно «Аленку»?

— Мы,

боги, проходим это ещё во втором классе.

— А сейчас ты в каком?

— Ты же знаешь. Я перешёл в девятый.

— Не болтай. Это я прекрасно знаю. Я очень хочу понять, что ты ещё можешь такого, что может сделать только бог.

— Ты сама из какого города?

— Я родилась в Астрахани. Там служил мой отец, будучи еще лейтенантом. Мы там пробыли десять лет, а потом папу послали за Урал. А к чему ты это спрашиваешь?

— Ты хорошо помнишь тот дом, где ты жила в Астрахани?

— Да, а что?

— Меньше вопросов, капитан. Представь его себе мысленно и мы туда телепортируемся прямо сейчас.

— Голыми?

— Извини, не подумал. Тогда вытираемся и одеваемся.

— В скафандры?

— А теперь уже ты подумай. Если я смог материализовать шоколад и сок из воздуха, то уж одежду я тоже, как-нибудь, смогу.

— Извини, в этот раз я не сообразила.

Мы вернулись в раздевалку, вытерлись полотенцами и я создал два спортивных костюма Адидас вместе с кроссовками, носками, трусами и футболками.

— Ух ты, — воскликнула Ксюха. — Это всё мне?

— Нет, Ярцевой, — ответил я с ехидной ухмылкой. — Вот я её завтра трахну и подарю этот спортивный костюм.

— Я тебе трахну. Это у вас, богов, может всё так просто. Вы там у себя женщин направо и налево трахаете. А здесь я тебя люблю. Хотя Ярцева тоже в тебя влюблена. Но ты ведь любишь меня, правда?

— Правда. И успокойся. Мне нужна только ты.

Ксюха прижалась ко мне со счастливой улыбкой, а я решил, что про Ярцеву и других женщин больше при ней вспоминать не буду. Если только по службе. У Ксюхи со мной всё серьёзно, а влюблённые шуток на эту тему не понимают.

— А классно на тебе костюмчик сидит, — заметил я. — Не ошибся я с размером. Ну, теперь вперёд.

В голове подруги я ясно увидел тот дом, где они когда-то снимали угол. Ну, не угол, конечно, а половину деревенского дома. Поэтому мы материализовались из воздуха прямо напротив него. Ксюха аж за сердце схватилась от неожиданности и нахлынувших на неё чувств. На дворе был день и было довольно жарко. Это же Астрахань, там летом термометр поднимается выше тридцати градусов.

— Он, — сказала она, вытирая пальцем левый глаз. — Я часто его в своих снах вспоминала. Только постарел он. Видимо, некому за ним ухаживать. Десять лет назад здесь жили престарелые дедушка с бабушкой.

— Дедушка умер три года назад, — ответил я, после того, как подключился к информационному полю Земли. — А бабушка Клава болеет. Ей помогает сельсовет, но нерегулярно.

— Откуда ты это всё знаешь? Ой, извини, еще не привыкла. А бабушку жалко. Она такая добрая и отзывчивая.

— Я могу её вылечить.

— И правда, давай ты ей поможешь.

— Тогда пошли. У меня времени не так много осталось.

Мы спокойно вошли в дом, так как дверь была не заперта. Дом был одноэтажный, с чердаком и выкрашен синей краской. Мы прошли с Ксюхой через сени и оказались в большом помещении, в центре которого стояла русская печь, делившая его на две части. Потом, оглядевшись, прошли дальше налево и увидели металлическую кровать, на которой лежала маленькая старушка, накрытая одеялом.