Новый старый 1978-й
Шрифт:
— Вот папа, в знак старой вашей с ним дружбы передаёт вам привет и маленький презент, — ответил я и протянул вынутую из пакета литровую бутылку «Black Label» 12-тилетней выдержки в красивой чёрной коробке.
— Передай папе спасибо и присаживайся. Мне он сегодня утром звонил и просил помочь с твоими песнями. Я правильно понял суть вопроса?
— Да, всё так и есть. Я написал десять песен. Слова и музыка мои. С музыкантами сделал аранжировку и записал демокассету. Ноты со словами я тоже принёс. Их надо, если можно, побыстрее зарегистрировать. Я понимаю, что проблем с этим много, и из-за моего юного возраста, и что я пока не состою в Союзе композиторов. Но выход
— Да, есть. На регистрацию уйдёт не меньше четырёх-пяти дней. Так как ты несовершеннолетний, счёт, на который будут поступать твои авторские отчисления, придётся открыть на твоего папу. Давай ставь свой магнитофон, послушаем несколько песен и будем решать.
Я поставил магнитофон на стол и включил первую песню.
— Да, — сказал Василий Романович. — Честно сказать, не ожидал. Такое я никогда не слышал. Отличная песня. Аж пробирает. Как раз для Дня космонавтики.
— Вот поэтому я и тороплюсь. Мне очень нужно зарегистрировать эти песни сегодня. У меня скоро концерт, я их заявил уже как свои и должен успеть зарегистрировать их заранее.
— Да, задача очень непростая. Главная проблема в худсовете и в проверке на подлинность. Надо троих специалистов собирать, прослушивать и давать экспертную оценку твоим песням. Может эти песни уже кто-то написал и исполняет.
— Я понимаю, — отвечаю я, — я готов предложить услугу за услугу.
— И в чем твоя нужная мне услуга может выражаться? — спросил, улыбаясь, Василий Романович. — Если услуга очень значимая, я постараюсь ускорить.
— Услуга по профилю вашей предыдущей службы, — серьезно сказал я и покрутил поднятым пальцем, подняв глаза вверх. Я знал, что полковник Василий Романович Ситников раньше был заместителем начальника Управления дезинформации ПГУ КГБ СССР. — Мы одни?
— Ты про прослушку? Её здесь нет. Это такая секретная услуга?
— Это информация о нашем чиновнике очень высокого ранга, который уже три года работает на ЦРУ и через две недели не собирается возвращаться на Родину, то есть собирается стать невозвращенцем и предателем. Это стоит того, чтобы оказать услугу мне?
— И ты знаешь его фамилию и можешь её назвать?
— И не только фамилию и все факты по этому делу, но даже информацию его помощника о том, что он его давно подозревает в измене, а руководство на его доводы не совсем своевременно реагирует. Этого достаточно, чтобы начать ускорять мой вопрос?
— Да, вполне достаточно. Если бы ты не был сыном Юрия Леонидовича, я бы не поверил.
— Отец вообще не знает об этом и не имеет к этой информации никакого отношения. И ему лучше ничего не знать. Самое главное заключается в том, что уровень этого чиновника настолько высок, что вам придётся докладывать об этом лично Юрию Владимировичу. Велика вероятность утечки.
— Да, создал ты проблему на ровном месте. Не ожидал, что всё так серьезно.
— Можно всё забыть и сделать вид, что этого разговора не было, — предложил я. — Песни и без ускорения, я надеюсь, зарегистрируют, за те же за пять дней.
— Нет, теперь это уже невозможно. Придётся тебе помочь. Ладно, сиди, я все сам сделаю.
Василий Романович стал звонить начальникам отделов, кто занимался регистрацией стихов, песен и музыки и вызвал их к себе. Пришли двое мужчин, Ситников передал им мои документы и магнитофон с кассетой, ноты со словами и мое свидетельство о рождении. Продиктовал данные отца для открытия на его имя счета в Госбанке. Попросил их сделать всё максимально быстро, отложив на время все текущие дела. Те пообещали сделать всё, если не возникнет никаких проблем с текстами и
— Ну вот, — сказал Василий Романович. — Я сделал всё, что обещал. Теперь рассказывай всё, что знаешь. Надеюсь, это того стоило.
И я начал рассказывать.
Глава 11. Предатель
— Речь пойдёт о заместителе Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН, — сказал я и посмотрел на Ситникова.
— Шевченко?
— Да, Аркадий Николаевич, правая рука Громыко, его друг и протеже.
— Ого, это очень серьёзно. Должны быть железобетонные факты, чтобы идти к Андропову, минуя его замов и начальников управлений.
— Юрий Иванович Дроздов, наш резидент в Штатах и зам Шевченко, уже год докладывает руководству, что Шевченко предатель. Самое главное, что руководство поверило и тридцать первого марта, в пятницу, отправит шифротелеграмму о том, что третьего апреля Шевченко должен вылететь в Москву для консультаций.
— Андрей, — перебил меня Ситников, — откуда ты знаешь то, что будет?
— Василий Романович, — спокойно ответил я, — это тема отдельного серьёзного разговора.
— Хорошо, — удивившись моему спокойствию, ответил Ситников. — Продолжай, я внимательно слушаю.
— Это его и спугнет. Не сама шифротелеграмма, а идиотская фраза «и для обсуждения некоторых других вопросов». Это я процитировал дословно.
Последняя моя фраза вызвала бурю эмоций, но Ситников сдержался.
— Шевченко всё поймёт и в воскресенье 2 апреля связжется со своими хозяевами из ЦРУ и назначит им срочную встречу на конспиративной квартире в Манхэттене. Там Шевченко сообщит им свои опасения и попросит предоставить ему политическое убежище в США. Цэрэушники разработают план: Шевченко дает в Москву телеграмму, что он собирается вылететь на родину в конце недели, как только закончит неотложные дела в Комиссии ООН, а ЦРУ утрясет «наверху» все детали его побега, который состоится в четверг, 6 апреля.
— Подожди, — прервал меня Ситников, — как это проверить?
— Об этом я расскажу чуть позже, если позволите. Шевченко ещё в 1975 году обратился к Дэниэлу Патрику Мойнихэну, постоянному представителю США при ООН, своему хорошему знакомому, с просьбой о предоставлении политического убежища. При встрече сотрудники ЦРУ убедили Шевченко поработать на них. Он согласился и стал добровольно работать на ЦРУ.
— Сволочь, — выругался Ситников.
— 6 апреля в Нью-Йорке состоится побег Аркадия Шевченко. Произойдет это поздно вечером. Шевченко из рабочего кабинета, расположенного в миссии ООН, позвонит в обед своей жене и сообщит, что к обеду вряд ли успеет, и попросит садиться за стол без него. Затем он соберёт личные досье на сотрудников миссии и сунет их в портфель. Туда же положит и фотографию, на которой были запечатлены его жена и супруга министра иностранных дел Лидия Громыко. После этого Шевченко напишет письмо, адресованное жене и близким. В нем будут такие строчки, цитирую: «Я в отчаянии. Я не могу жить и работать с людьми, которых ненавижу, ни в Нью-Йорке, ни в Москве». А поздно вечером, когда жена будет уже спать, Шевченко соберёт дома личные вещи, подсунет письмо для жены под дверь её спальни и в темноте дойдёт до поджидающего его недалёко от дома автомобиля с агентами ЦРУ. Вот как-то так. А по поводу спекуляций жены Шевченко и жены Громыко с меховыми шубами и антиквариатом, я думаю, наши все давно знают, но ничего сделать не могут. Позиции Андрея Андреевича в Политбюро очень прочные, слишком он близок к Леониду Ильичу.