Новый век начался с понедельника

Омельянюк Александр Сергеевич

– «Фейхоовое!».

– «Фейхуёвое!?» – переспросила Марфа Ивановна.

Засмеявшийся Гудин уронил на свой костюм каплю варенья.

Тут же, чертыхаясь, он заметил:

– «Ничего приличного сюда надеть нельзя!».

– «Тоже мне, нашёл приличное!?» – неожиданно прицепилась к нему Марфа Ивановна.

– «Марф, а ты вообще молчи! Ты ведь совсем не разбираешься! Я в этом костюме похож даже на… денди!» – гордо и возмущённо возразил Иван Гаврилович.

–

«Больше на бенди!» – съязвил Платон, вызвав лёгкий смешок Алексея.

– «А что это такое?» – обратилась Марфа к Платону.

– «Вот, видишь, ты даже этого не знаешь!» – снова вмешался Иван Гаврилович.

– «А Вы, знаете?» – вмешался Алексей.

– «Ну, конечно, знаю! Кто этого не знает!?» – продолжал пока держаться на плаву Гудин.

– «Ну, и что это всё-таки?» – продолжал допытываться хитрый Алексей.

– «Ну, ты совсем, что ли? Ну, это ж это…» – застопорился Гудин.

– «Да это так шведы называют русский хоккей с мячом!» – выждав пререкания Гудина с Алексеем, ответил на вопрос Марфы Платон.

– «Так я так и говорю…!» – вновь примазался к знатокам Гудин.

Поговорив о разном, сослуживцы разошлись по своим делам, а Платон сел дописывать стихотворение о несостоявшемся его контакте с журналом «Огонёк». В своё время он отослал в него стихотворение «Чистые пруды – Воронцово поле», с предложением послать к нему корреспондента и обыграть две, изложенные в стихотворении, полвека назад прошедшую и нынешнюю, ситуации. Но, как говориться, ни ответа, ни привета! Он даже немного обиделся на журнал. И вот теперь по этому поводу он разразился новым стихотворением:

«Несостоявшееся фото»

Мой милый друг, прошли года… Преданья старины далёкой Лишь вспоминаю иногда: Чредой проходят… с поволокой. Как бред, как сон, как наважденье Они являются ко мне, И создают мне настроенье… Хотя, сам создаю себе. Спустя полвека я предстал На «огоньковском» фото. (Стихи об этом написал. Писать всегда охота.) Об этом только я мечтал. Мечтать всегда охота. Мне не ответил «Огонёк». И не прислал спецкора. Я, видимо, для них далёк. Та тема не для спора. В редакцию послал стишок. К нему свой комментарий. Он вызвал, видимо, смешок. Не подошёл сценарий.

Платон познакомил Марфу Ивановну Мышкину с написанным текстом, ответив на её вполне конкретные и искренние вопросы,

получив от неё как всегда положительный отзыв. Ему вообще было приятно общаться с Марфой.

Она не обладала комплексами, как Гудин, не умничала, как Алексей, не пыталась захватить хоть какое-нибудь лидерство в чём-либо, как Надежда, и не молчала надменно, иронично, с лёгкой улыбочкой снисхождения, как Инна. Она просто умела внимательно слушать, уважая собеседника, как и Платон.

А Марфе Платон был приятен ещё и тем, что никогда попусту не перебивал её как другие, считая ею высказанное неинтересной глупостью.

Только Платон успел убрать своё творение, как был вызван в «штаб» ООО. Получив сначала житейский совет от Надежды и К°, в лице Ивана Гавриловича Гудина, а также задание от самой начальницы, и уже выходя, он в дверях услышал её вопрос. Но обернувшись, понял, что Надежда обращается не к нему:

– «Что-то Ноны не видно! Она вчера была?».

– «Да, нет!» – первым подсуетился свободный от дел и мыслей Гудин.

– «Её теперь каждый день в институт дёргают!» – почему-то с гордостью объявила Надежда.

– «А-а! А я-то думаю, почему её нет? А её оказывается уже и в институте каждый день дёргают!» – услышал Платон, уже через захлопнутую им дверь, о шалостях Инны Иосифовны, опередившей в этом Ивана Гавриловича.

– «Ну что там?» – полюбопытствовала клеящая этикетки Марфа Ивановна.

– «Да, как обычно! Вот, дали опять заказ собирать. А так, Инка Нонке завидует, а Надежда всё советы мне даёт. А Гаврилыч – наш конформист-жополиз, ей поддакивает, подпевает, в общем, Гудман наш! Мне их советы по любому поводу… давно надоели! Я ещё ни разу их не послушал, и всегда был в выигрыше! Прям, антисоветчики, какие-то!?».

– «А они, поди, злятся из-за этого на тебя?!» – позлорадствовала Марфа Ивановна.

– «А мне на их мнение обо мне, как впрочем, и любых других людей, в общем-то, по большому счёту, наплевать!».

– «Ух, ты какой!» – подивилась и насторожилась она.

Действительно, мнение толпы его интересовало только, если оно совпадало с его собственным.

Платон всегда, во всяком случае, хотя бы подсознательно, считал себя подарком для тех людей, с которыми работал, к которым пришёл, с которыми общался. И это иногда подтверждалось на практике.

Тут он вспомнил, как, работая ещё в НПО, он, после прочитанной им в Отделе Главного Технолога лекции, неожиданно для самого себя согласился сыграть шахматную партию с местным чемпионом Константином, который, видимо, из-за комплекса низкорослого человека, хотел взять реванш у блистательного Платона за его только что состоявшийся триумф в их аудитории.

Платон не питал никаких иллюзий по поводу исхода игры, но решил доставить удовольствие своему давнему старому знакомому, с коим у него были взаимные симпатии и уважение, и немного разрядиться.

Но, к всеобщему удивлению, партия сразу легко и неожиданно пошла в пользу Платона. Внешне она напоминала разгром новичка прожжённым в шахматах мэтром.

Вокруг них скопилось множество болельщиков, с удивлением наблюдая полнейшее фиаско их шахматного фаворита.

Платон и сам не знал, как это у него получилось.