Новый век начался с понедельника
Шрифт:
– «Да нет! Это всё от недостатка ума и культуры! Ну, ладно, давай схожу в магазин! Что тебе купить?».
Подкрепившись, Платон с Марфой продолжили свою беседу.
Начали с мужчин.
Платон пожаловался на Гудина.
Но Марфа сразу внесла ясность в их отношения:
– «Вы всё время пререкаетесь, как два старых пердуна!».
– «Но ведь другому человеку свою голову не пришьёшь и свои мозги не вставишь!» –
– «Да! Если и вставишь, то они вытекут из его дырявой головы!» – дополнила она Платона по поводу его высказываний в адрес Гудина.
В остальном Марфа полностью поддержал коллегу, не забыв и про Алексея:
– «Да они оба шизданутые! Только один в дурь, а другой в ум!».
Беседуя далее, Платон и Марфа невольно слушали радио.
Их внимание привлекла жалостливая песня «Моя женщина».
Их, в пылу разошедшихся, возмутила сопливая позиция певца, и, после обсуждения слов этой песни, Платон выдал свой, хулиганский вариант:
– «За пипиську квадратную, и за голову ватную я люблю свою женщину – куклу Барби мою!».
– «Хи-хи-хи!» – захихикала Марфа Ивановна.
– «Ну, ладно! Марф, иди домой, а я посижу! Мне всё равно на компьютере надо поработать!» – обрадовал её Платон.
Он начал распечатывать на принтере свои произведения и ещё приумножать их на ксероксе.
А тем временем на другом конце Покровского бульвара шло и другое обсуждение.
– «Садитесь на тубареточки!» – громогласно дала кормилица ценное указание своему коллективу.
– «Ну, Надюсик, ты и сказанула!» – дистанцировалась от попутчицы Инна, краснея под любопытными взглядами сидящей поблизости молодёжи.
– «Инусик! Странно! Содержимое моей косметички всё больше растёт в сторону лекарств, а не косметики?!» – сразу после принятия сидячего положения тут же отбилась та, роясь в своей сумочке и искренне удивляясь.
– «Годы, Надюсик, а годы летят!».
После заказа пива, нетерпеливые женщины первыми направились к раздаче, оставив мужчин охранять деньги, лекарства и косметику.
– «Инк! Ложи сюда свою сумочку! Пусть пока наши мужики посидят тэт на тэт, а мы с тобой пойдём тендемом!» – к счастью для Инны, теперь уже не громко, предложила Надежда.
– «Надька с Инкой наберут сейчас, как обжоры, по полной тарелке, с верхом!» – подстелил соломки под свои ближайшие действия Гудин.
– «А Платон с Марфой потому, наверно, и не пошли, что прошлый раз объелись?!» – в принципе согласился Алексей.
– «Да! Платон любитель пожрать!» – опять вспомнил, согревающее желудок, своё любимое выражение Иван Гаврилович.
– «Как же он теперь, без этого?!» – сжалился Алексей.
– «А ему с Марфой интересней! У них уровень-то один!» – торжествовал от своей проницательности и принадлежности к другому уровню Гудин.
Ожидая, но всё равно удивившись возвышающейся в тарелках голодности своих женщин, Алексей с Иваном принялись их догонять. При этом Иван Гаврилович чуть ли не обнюхал их тарелки, пытаясь своим единственным, любопытным глазом разглядеть и сосчитать их содержимое.
Обойдя всё и набрав почти вся, голодная парочка дополнила квартет жаждущих страждущих.
Первоначальная голодная жадность солистов постепенно сменилась тяжёлыми вздохами и сытым сопением всего ансамбля. Начали с пива. Закончили, давясь без пития, пирожными.
В процессе поедания избыточного, Ивана Гавриловича, как всегда, даже после мало испитого, повело на хвастовство, что у него, дескать, всё лучше.
На это, нелюбящая терять лидерства даже в споре с русским мужичком-доцентом, Инна Иосифовна весьма смело и неожиданно вдруг разразилась крестьянской мудростью:
– «А чужой… всегда толще!».
После пиршества, слегка повеселевший и соскучившийся по Платону Иван Гаврилович вдруг вспомнил о нём, злорадно закладывая писателя:
– «А! Я понял! Пока мы тут с Вами пируем, Платон на компьютере свои произведения распечатывает!».
– «Не на компьютере, а на принтере!» – нарочно специально уточнила Надежда, дабы коллеги не поняли, что её обвели вокруг пальца.
– «А то ещё и множит их на ксероксе!» – подлил масла в огонь Алексей.
– «Сколько ж он бумаги у нас перевёл?!» – подорвала авторитет поэта-писателя, в глубине души, генетически не желающая развития русской литературы, завистливая и коварная Инна Иосифовна.
– «Ничего! Пусть пишет! У него это хорошо получается!» – прочувствовав ситуация, неожиданно смягчился Гудин, вовремя захватывая инициативу, корча из себя перед всеми знатока изящной словесности.
– «Да, ладно!» – непонятно к чему и в каком значении ляпнула Инна.
– «Конечно, пусть пишет! Я читала!» – с гордостью присоединилась к читателю Ивану Гавриловичу Гудину и поэту-писателю Платону Петровичу Кочету их начальница Надежда Сергеевна Павлова.