Новый выбор оружия
Шрифт:
По широкой дуге обогнули примятый папоротник – там притаилась какая-то гравитационная аномалия. Поднялись на невысокий пригорок. Пригоршня приложил палец к губам, замер:
– Тссс! Слышите?
Мы остановились, затаили дыхание.
– Что? – шепнула Энджи.
– Слушайте.
Поскрипывают ветви деревьев, свистит ветер, стрекочет кузнечик, в прошлогодней листве шиповника шуршат то ли мыши, то ли жабы, звенят комары над ухом… Нет, не комары. Комаров как раз-таки и нет. Но откуда этот звон? Он то стихал, то нарастал и напоминал едва заметное жужжание
– ЛЭП? – спросил Пригоршня. – Хмм, но ничего такого нет.
– Не нравится мне это, – предполагая, что стрекочет электрическая аномалия, я швырнул перед собой гайку, но она беспрепятственно пролетела метров тридцать и затерялась в опавшей хвое.
Никто не решился поднимать ее. Здесь, вблизи Ядра можно на любую пакость нарваться: Зона охраняет Зерно. Но ведь она должна знать, что мы с миром, мы не желаем ей зла.
Наконец Пригоршня собрался с духом и шагнул вперед, замер, как вкопанный. Еще шагнул и, шумно выдохнув, потрусил к гайке, поднял ее и снова бросил вперед. Мы пошли за ним след в след.
Потихоньку мы спустились с пригорка на заболоченный участок, где между лужами с темной водой выступали замшелые кочки, на которых росли чахлые пожелтевшие сосны. Я едва не споткнулся о поваленную металлическую табличку, обмотанную гнилой колючей проволокой, поднял ее и оторопел: там был выцветший, но вполне узнаваемый значок радиации.
Но почему молчит счетчик Гейгера? Показав табличку остальным, я глянул на ПДА и выругался: он как с ума сошел. Стрелка компаса крутилась против часовой стрелки, на экране вспыхивали и гасли столбцы зеленых цифр.
– Сдохли ПДА, – резюмировал я. – Теперь нужно внимательно следить, чтоб не сбиться с пути.
Пригоршня поставил рюкзак, достал налобный фонарь, включил:
– Батарейки тоже сели. Что за ерунда?
– Блииин, – протянула Энджи. – А как идти-то? Компаса нет, ориентиры на карте не обозначены, даже солнце спряталось.
– Давайте уйдем с зараженного участка, – предложил я и потопал назад, поглядывая на черную стоячую воду.
Не так давно я читал, что можно ориентироваться по мху на стволах деревьев, но здесь либо мха не было совсем, либо деревья окутывал сплошной ковер сероватого лишайника. Самое скверное, в пасмурную погоду в лесу элементарно потерять направление, а это в нашем случае смерти подобно.
Остановились на середине холма. Пришлось снова сверяться с картой: да, вот едва заметные штрихи болота, наша тропка – вдоль него и налево. Но болото – последний ориентир, дальше начинается сплошной лес.
Энджи, шевеля губами, смотрела на серое небо, будто просила солнце выглянуть.
– Пока все понятно, – успокоил я. – Дальше будем надеяться, что распогодится. Налево идем.
– Налево, каждый мужчина имеет право на лево! – улыбнулся Пригоршня и подмигнул Энджи, на что она сказала:
– Тебе только направо можно, ты не женат.
– Это пока. Пойдешь за меня замуж? – спросил он то ли в шутку, то ли всерьез. – Ну а че, чем я не эээ… кандидат? Деньги водятся, со мной не скучно…
– Выживем, тогда ясно будет, – ответила она серьезно, и Пригоршня просиял, а я не удержался от подколки:
– Никита, знаешь, как женятся в Средней Азии?
– За баранов, что ли? – усмехнулся Пригоршня.
– Ну да.
– Два стада диких кабанов, – сказала Энджи. – Тогда подумаю.
– А по рукам!
– Я ж сказала – подумаю.
Мутанты нам почему-то не попадались, аномалий тоже было умеренное количество. Казалось бы, радуйся, но мне происходящее не нравилось. Сколько раз такое было: затишье – к неприятностям. И если Пригоршня, обнадеженный дамой сердца, развеселился, то я, наоборот, был настороже.
Странный звон не стихал, но и не усиливался, и если сначала он выматывал нервы, то теперь мы к нему привыкли. Настораживало, что живности было мало, даже пичуги куда-то подевались и мыши попрятались, как перед выбросом. Но нет, я бы почувствовал, к тому же ветер был, и интуиция, которая столько раз спасала наши задницы, молчала. Зато появилось несметное множество грибов: и поганок, и лисичек, и огромных, с красными шапками, сыроежек.
– Грибы для тещи, – проговорила Энджи. – Съешь, пятнами покроешься и облысеешь. Есть у кого враги вне Зоны? Самое оно.
– Коварная женщина, – оценил Пригоршня.
Энджи впала в некое подобие эйфории, движения ее стали разболтанными, в глазах плясали искры, она ожила, но перемены в ней меня тоже не радовали – организм мобилизовался перед рывком. Как бы истощение не наступило раньше времени.
Когда вышли на небольшую поляну с пожухшей травой, Пригоршня вскинул руку, и мы замерли. Поляну усеивали трупики ворон. В нос ударил пряный запах разложения. Гайка показала, что на поляне безопасно, но мы все равно пошли в обход, стараясь не смотреть на ворон с раскрытыми клювами. Наверное, их убил недавний выброс, но может, и что похуже.
В лесу перевели дыхание и опять двинулись цепью, теперь я шагал впереди.
– Я все думаю, та розовая ерунда на карте, ну, закрашено то место, куда идем, – сказал Пригоршня. – До нее ведь совсем недолго. Как бы не дрянь психическая…
Энджи прыснула.
– Психотронная, – поправил я. – На всякий случай готовимся. Помните, как меня повело? Действуем так же. Если вдруг что, разрешаю прострелить себе ногу, только коленную чашечку пожалейте.
– Ни разу не вляпывалась, – призналась Энджи. – Они смертельные?
– Всякие бывают, – проговорил Пригоршня. – Одни тоску нагоняют, другие видения всякие, третьи с ума сводят. Слышал, есть такая гадость, ступаешь в нее – и стареешь, выходишь дряхлым стариком. Ужасно. Она как будто жизнь высасывает. Ворон дохлых помнишь? Наверное, в такую штуку попали. Вот так идешь себе расслабленный, гайки бросаешь, радуешься, что все хорошо, хлоп! И хана. Так что внимательно смотреть надо, каждое дохлое насекомое обходить – мало ли.
Я оглянулся на Пригоршню: вещая, он преобразился, раздулся от гордости, как воркующий голубь. Наконец он продемонстрировал Энджи свое превосходство. Что-что, а Зону он понимал отлично.