Новый выбор оружия
Шрифт:
Сам он отходить от края отказался и все время, что мы провели на выступе, торчал там, периодически выкрикивая, чтобы я поторапливался.
Их здесь было около полусотни — артефактов разных видов и размеров, висящих в воздухе без видимой опоры или лежащих прямо на гладких камнях. Они образовывали какой-то чудесный фантастический сад, и центрами этого сада были три большие аномалии: расположенные близко друг к другу жарка, комариная плешь и высокий мохнатый сноп ржавых волос. В Зоне такого не случалось никогда, чтобы плешь и жарка почти задевали друг друга своими
— Думал: «поле» — значит, земля, трава там!… - прокричал Никита. — А тут… откуда оно вообще взялось?
Я не ответил, занимаясь парой морских ежей, и он выкрикнул вновь:
— Давай возвращайся и пойдем, а то потеряешься там совсем!
Но вернулся я лишь для того, чтобы отдать свой контейнер и забрать Никитин, после чего вновь углубился в дебри артефактов. Три аномалии гудели, энергия перетекала между ними зигзагами, восьмерками, петлями. Мне казалось, что они — вращающие друг друга шестерни, основа невидимого энергоинформационного механизма, который работал посреди поля артефактов, порождая его чудеса. Я будто танцевал в теплом потоке струящейся энергии, передвигаясь от одного артефакта к другому, наклоняясь и выпрямляясь, вставая на цыпочки, почти забыв, где мы находимся…
— Вертолет! — всполошился напарник, выпрямился, приставив ладонь ко лбу. — Химик, сюда, быстро! Быстро, я сказал! Ну!!
Только это и отрезвило меня. Стряхнув наваждение, я поспешил к Никите, лавируя между артефактами, которые не успел или не смог, без дополнительной защиты, взять — их было еще много, я набрал всего два десятка, больше не влезало в контейнеры.
— Видно или только слышно? — спросил я, приседая на самом краю и вглядываясь в желтую дымку. Внизу двигалась темная запятая.
— Этот Лесник совсем сбрендил, когда ты ему ухо оторвал. Наверное, отомстить хочет, потому летает везде, нас ищет… Давай пристегивай и спускаемся быстро!
Теперь контейнер на двенадцать ячеек был на спине Никиты, я же надел тот, что поменьше. Один за другим мы слезли на узкую полку, по которой забрались сюда, и засеменили по ней, прижавшись спинами к камню. Рокот стал тише, но потом усилился. Запятая превратилась в вытянутое горизонтально пятнышко, над которым серел размытый овал. Оно опустилось к ущелью бюреров и повисло рядом.
— Заметил, что там произошло, — проворчал напарник. — Теперь рассматривает, соображает, что к чему.
Мы достигли трещины с кустами; сначала Никита, потом я перелезли в нее. Стали спускаться, и тут он закричал:
— Глубже, глубже заныкайся и замри там!
Рокот винта стремительно нарастал. Трещина была неглубока, я забился в самую дальнюю ее часть, широко расставив ноги и упираясь ребрами подошв в неровные стены, одной рукой сжимая пистолет, другой держась за куст. Подо мной примерно в такой же позе замер Пригоршня.
Вертолет пронесся мимо расселины так близко, что я мог бы добросить до него камень. Волна рокота накатила на нас и схлынула.
— Полезли, пока не вернулся.
Машина появилась вновь, когда мы были уже в нижней, части расселины.
— Замри! — скомандовал напарник. На этот раз я уперся в одну стенку спиной, к другой прижал ступни. Неудобно, но кустов рядом не было, к тому же здесь трещина становилась немного шире, чем вверху. Вертолет возвращался и, судя по звуку, находился теперь значительно выше нас. Он был уже недалеко, когда под моими ступнями качнулся камень.
— Никита, пада… — начал я и не договорил, свалившись на голову напарника.
Он не удержался и рухнул туда, где трещина заканчивалась, повис, согнувшись, свесив ноги, а я, скатившись по его спине, кое-как извернулся, вцепился в полку, по которой мы добрались сюда, подтянулся…
Сквозь рокот винта треснул выстрел. Потом второй — пуля раздробила камень возле уха.
Я вылез на полку. Вертолет разворачивался, за лобовым окном маячили две круглые черные головы… Они что, оба в шлемах? Ну да, ведь дверца выломана, и внутрь бьет сильный поток ветра, особенно при поворотах… Тот, что сидел слева, до поясницы высунулся из пролома, придерживаясь за край, поднял короткий обрез и выстрелил.
Пуля ударила в склон высоко над нашими головами. Никита уже выбрался из трещины и тоже встал на полке. Мы двинулись к стенке ущелья. Вертолет развернулся лбом к склону, начал опускаться. Многоствольного пулемета на нем уже не было, остался лишь кусок погнутого металла на месте турели.
— Быстрее! — Пригоршня почти нагнал меня. — Вниз давай!
Из прозрачного колпака вновь показался человек в шлеме. Я уже понял, что это какой-то солдат, Лесник же управлял вертушкой: должно быть, кроме него и Пирсняка, никто из военных не умел этого, а капитан вряд ли собирал ся искать нас.
На стрелке была военная форма, широкий ремень, где I висела граната, на бедре — большая светло-коричневая кобура. Теперь он сжимал не обрез, а «узи».
Автомат выстрелил одновременно с тем, как я присел, — пули ударили в стенку над головой, очередь приблизилась к плечу стоящего рядом напарника. Он вскинул «вал» и тоже выстрелил. Я уже был слишком занят, чтобы наблюдать за происходящим: когда перемахнул с полки на стену ущелья, чуть не сорвался. Успел вцепиться в трещину, качнулся, наконец нашел опору для ног и только тогда взглянул.
Вертолет, задрав нос, отлетал от склона. Солдат висел на лыже, согнувшись пополам и прижавшись к ней животом: ноги болтались с одной стороны, руки с другой.
— Попал? — выкрикнул я, сползая, лихорадочно ища опору, нащупывая трещины…
Никита перелез на стену — мне на голову посыпались камешки, — и вдруг мимо, ударив прикладом по плечу, пролетел автомат.
— А, черт! — заорал он. — Там еще пять патронов бы… Затарахтел «эфэн». Вертолет висел наискось к склону, очень медленно отлетая от него; Лесник стрелял в распахнутую дверцу. Горизонтальный ряд пуль дробно прогрохотал по камню между мной и напарником, после чего очередь смолкла.