Новый взгляд на историю Русского государства
Шрифт:
Но к концу того года картина вдруг меняется.
«Того же лета (т.е. 1445 года) великий князь (Василий Московский) пошел в Орду (Орден), где находился уже царь Магомет». Затем под 1446 годом читаем:
«Отпустил царь Махмет князя великого Васлия в Русскую Землю и взял с него выкупа две тысячи рублей, а что еще мное знает только бог да они (двое)».
И в это же самое время был действительно царь Магомет, но только не в Казани, куда его теперь помещают, а опять на Балканском полуострове. Это Магомет II Великий (1430-1481), преемник Мура-да II, который 29 мая 1453 года отнял у крестоносцев Царьград, а с 1473 года отобрал у них Крым и Греческие острова и основал взамен Византийской — Турецкую империю. К нему-то, очевидно, и ходил по привычке с поклоном Василий Темный, но был нелюбезно принят магометанином. И тут вместе с Татрским (иначе с татарским) игом исчезают со страниц русских летописей и могущественные до сих пор ордена, получившие названия Орд (ordo), и самое название это с начала XVIII века переходит на политически бессильных по самому своему образу жизни Киргиз-Кайсаков (а не татар!) внутренней Азии. Большая их «Орда», несмотря на доставшееся ей в наследство рыцарское прозвище, мирно кочует и до сих пор в скромных кибитках разрозненными патриархальными группами в степях между рекою Сыр-Дарья и озером Балхаш к северу от предгорий Тянь-Шаня. «Средняя Орда» также мирно рассеялась к северо-востоку от нее вплоть до Семиреченска, Семипалатинска и Акмолинска, а «Букеевская орда» блуждает по песчанисто-глинистой низменной степи за прикаспийской Волгой, где рассеяны только соленые озера да сыпучие пески, и где за неимением рек приходится рыть колодцы для воды. Их ханская ставка называется не «Сарай», а Рынь-Пески, и привел их сюда (по-видимому из-за реки Урала) не Батый, а Букей и не в XIII веке, а в 1801 году, и вдобавок к этому, никогда не называли они себя татарами и не называют теперь.
Нам говорят, что Великою Татариею называлась когда-то современная Бухара. Но никто в Бухаре об этом и не слыхал иначе как от приезжих туда европейских историков, заимствовавших это из псевдо-арабских сочинений, появившихся впервые в XVIII веке на французском языке, да у греко-латинских классиков Бухара называлась только Согдой и Трансоксанией, а не Великой Татарией. Нам говорят, что ханство Крымское, Астраханское и Казанское назывались Малой Татарией, но это только лишь со слов «арабских путешественников», писавших свои сочинения большею частью сначала на французском языке в XVIII веке, а в Казани и в Астрахани вы тоже ничего о Малой Татарии не услышите.
Я не буду, конечно, отрицать, что мы называем татарами инородцев мусульманского вероисповедания, живущих и теперь в Крыму и кое-где на южной Волге, но мы не должны забывать, что и Крым никогда не назывался Татарией (хотя бы и Малой), а только Тавридой. Мы не должны забывать, что и он был колонизирован Византийскими Ромейцами, главную часть которых составляли болгары, румыны и македонцы, и существует даже миф о бывшем здесь в начале нашей эры Босфорском царстве с царем Митридатом во главе. «Татары, — говорят нам сами ортодоксальные историки, — появились в Крыму только одновременно с генуэзцами в 1170 году, во время крестового похода и утвердились здесь только в XIII веке, т.е. как раз после взятия крестоносцами Царь-града и основания ими Латинской Империи на Востоке». И в это же время генуэзцы, сопровождавшие крестоносцев, образовали по берегам Таврического полуострова свои фактории, развалины которых существуют и теперь около Керчи, Феодосии, Севастополя, Бахчисарая и других городов. А потом, после изгнания крестоносцев, Крымский полуостров в 1475 году захватили Турки из того же омусульманившегося Царь-Града. Прибавлю кстати, что и самое слово мусульманин — Муслимнец — заключает в своем корне имя Мусы, как по Корану называется Моисей, и что религия эта, как я уже не раз доказывал в прежних томах, есть ни что иное, как первоначальное арианство, которое ничем не отличалось от юдаизма (т. е. богославия), да и характеристикой его, как у крестоносцев, являлось обязательство «распространять веру мечем».
Отсюда видно, что появление в Крыму татаровцев (татаровей или татровцев) было одновременно с его колонизацией генуэзцами, как очень деятельными участниками крестовых походов. Значит, если название татарове (или татровцы) стало общим на славянском востоке для крестоносцев (а греки, со своей точки зрения, превратили это название даже в тартаров, т.е. адских людей), то и современные крымские татары должны быть смесью первоначального населения этой страны, называвшегося у греков скифами, с пришедшими к ним сначала греко-славянскими ромейцами, а потом генуэзцами и другими крестоносными искателями приключений. А после этого понятна и миграция этого имени вместе с купцами-мореплавателями из Крыма в Мариуполь на северном берегу Азовского моря и, затем, на Дону до его сближения с Волгой и, как следующие ступени, вниз по Волге. К югу по этой реке у ее впадения в Каспийское море, возник рыболовный город Астрахань, а с ним и Астраханское царство, существовавшее до 1554 года. Часто страдало оно от приазовских кочевников ногайцев или ногаев, которые, с этой точки зрения, являются не потомками «татар Золотой Орды» (т.е. крестоносного ордена с Татрских гор, пришедших через Крым и Дон в эти страны), а первичным населением южного Поволжья.
К северу от места наибольшего сближения Дона с Волгой береговая колонизация ромейских греков, болгар и различных франков и латинян времен крестовых походов дошла по Волге, как естественному первичному пути (особенно в тогдашний период расцвета судоходства), сначала до Саратова, потом до Самары и Казани и, основав эти города, как опорные пункты на пути по Мологе и Сити и до Рязани, Ярославля, Твери и даже Москвы, но уже лишь в качестве летних береговых грабителей, убегавших обратно до зимнего замерзания на ладьях в свои опорные оседлые пункты вместе с награбленным и захваченным добром. Но эти речные грабежи могли быть лишь в таких местах, где притоки Волги были достаточно широки, чтобы нельзя было загромоздить русла бревнами или плотами спереди или сзади с целью не пустить речных разбойников далее или не выпустить назад приплывших.
Наглядным примером этому служат побережные набеги Донского казацкого атамана Стеньки Разина. Сначала, с 1667 года он грабит, выйдя через Донской Лиман в Азовское море, тамошние турецкие города, а затем переходит в Волгу с флотилией парусных и гребных судов, в которых можно было везти и съестные припасы и быстро выйти из области берегового обстрела, благодаря ширине реки. Он захватывает внезапными налетами сначала Астрахань и прибрежную полосу Каспийского моря до реки Урала, и самую эту реку называвшуюся тогда Яиком. Весной 1670 года он поплыл вверх по Волге под флагом защиты старой веры и освобождения жителей от налогов. Он захватил даже Нижний Новгород, говоря, что везет с собой патриарха. Но с начала зимы 1670 года Волга стала замерзать, и ему пришлось быстро уплывать на юг. А зимой Московское государство успело подготовиться: к январю 1671 года значительная часть Восточной Украины была подчинена Москве, а в апреле 1671 года сами донские казаки выдали Разина московским стрельцам. Он был увезен в Москву и там казнен, вызвав в приволжском народе массу былин и сказаний, а в XIX веке даже и поэмы в идеалистическом духе.
Через сто лет после него пробовал повторить его поволжские походы и другой донской казак Емельян Пугачев, объявивший себя в 1773 году императором Петром III (в действительности низвергнутым и убитым своей гвардией в пользу Екатерины II одиннадцать лет перед тем в 1762 году). Дело в том, что Петр III считался в то время староверами почему-то своим, хотя уроженец Германии, он был в действительности лютеранином и сторонником германской культуры. Но и для Пугачева поволжское торжество было непродолжительно. Сначала он тоже двинулся на восток вдоль берега Каспийского моря на реку Урал и в октябре 1773 года при Екатерине II осадил Оренбург, но не мог его взять и в марте 1774 отступил от него и пошел на Запад, так как местное староверческое крестьянство Казанского и Пензенского края поднялось за него, избивая московских чиновников и помещиков. Но, несмотря на это, он не пошел далее на Запад на Москву, а повернув к югу, прошел через сдавшийся ему Петровск и Саратов обратно к Каспийскому морю, причем его отряд был разбит преследовавшими его войсками Екатерины II на повороте Волги к Каспийскому морю у нынешнего Черноярска. Пугачев переправился поспешно на восточную сторону Волги вместе с частью своих сторонников, но был там схвачен ими самими и выдан преследовавшим их русским войскам, отвезшим его в Москву, где он был казнен в январе 1775 года.
Мы видим здесь уже сухопутный поход предводителя донских казаков, но лишь потому, что в конце XVIII века указанные места были покрыты хотя еще редким, но уже оседлым земледельческим населением, а потому тут были уже и сухопутные дороги между ними. Но и в этом случае попытка нападения на Московское государство с юго-востока не имела успеха, несмотря на поддержку самого русского местного населения, несмотря на то, что поход был начат не со стороны диких кочевников, а под флагом «законного русского и правоверного государя», преследуемого узурпаторами за защиту верований самой многочисленной части населения.
Я снова здесь напомню то, что говорил уже не раз. Напрасно нам внушают, что народная память сохраняет в былинах и сказаниях давно минувшие факты. На деле она их не сохраняет, а извращает, и это относится даже и к записям по мере того, как они копируются, чему примером служат многочисленные варианты тех же самых сказаний в различных манускриптах. Мы прочно запоминаем в области исторических знаний только то, что мы заучили, т. е. повторили несколько раз по учебнику, в том же самом виде. Но тут же является и недочет: мы перестаем относиться к заученному критически и машинально повторяем его подобно тому, как вскрикиваем: «ах!» когда нас неожиданно толкнут в спину сзади.
Нам внушили в школе, что татары пришли в начале крестовых походов в Русь из Азиатских степей как дикое кочевое племя и заставили более культурные, а потому и сильные Киевское, Новгородское и Московское государства ездить к себе за тридевять земель в Заволжские степи, чтоб получить отсюда утверждение на свое княжение, или уплатить тамошним кочевникам дань. И вот мы невольно стараемся не подвергать сомнению и рациональной обработке весь этот заученный рассказ, повторяющийся в нашем воображении в качестве условного рефлекса, а оправдать его какими-нибудь сомнениями или просто закрыть глаза на все происходящие обстоятельства, лишающие его реального смысла. Мне самому лишь с великим трудом пришлось освободиться от внушенных мне в юности и в детстве рефлективных исторических представлений, да и то потому, что я возвратился к их разборке уже после того, как прошел через продолжительное горнило естествознания и заинтересовался политической историей государств, лишь после того, как прочно ознакомился с политической экономией и с историей науки и техники.