Новый закон существования
Шрифт:
– Я на минутку отойду поздороваться с другом, – безапелляционно заявил Марк. Лиза испуганно округлила глаза. Марку это польстило. – Не бойся. Я быстро. Заодно принесу выпить.
Лиза выдавила улыбку в знак согласия. Оставшись одна, она сцепила руки на груди и предусмотрительно отступила к ближайшему углу. Вместе с ней на кухне стояло ещё несколько человек, разбившихся на группы. Большая часть просто общалась, кто-то пытался танцевать, хотя музыка едва доносилась из-за двери. Рядом с Лизой встала шумная парочка: парень с девушкой некоторое время очень
– Держи, – Марк протянул ей бутылку пива.
Лиза жадно отпила из бутылки. Рот наполнился горечью чёрного хлеба и вкусом давно прокисшего сока. Желудок подал недвусмысленный знак. Борясь с желанием выплюнуть пойло, Лиза зажала нос и проглотила. Оставшееся пиво она аккуратно поставила на столешницу возле себя, сделав вид, что допьёт позже. К счастью, Марк не заметил её гастрономических терзаний. Он стоял и смотрел куда-то вдаль. Атлетичная фигура возвышалась над макушкой Лизы почти на полторы головы. Тусклый свет от ближайшего к окну уличного фонаря подчёркивал черты его лица: высокий прямой лоб, аристократичный нос с небольшой горбинкой и узкий острый подбородок.
Они вместе учились в медицинском. С первых дней учёбы, в отличие от большинства одногруппников, заносчивых и высокомерных, Марк проявлял к Лизе дружелюбие и тепло: охотно вставал с ней в пару на лабораторных работах по анатомии или тратил время на разбор тестов по латинскому языку. Поначалу такое внимание парня пугало Лизу. Несмотря на то, что учёба давалась тяжело и ей не помешала бы помощь, она предпочитала избегать навязчивого сокурсника. Но через год Лиза привыкла к Марку и учёбе, как привыкают ко всему неудобному: к тесным ботинкам, острой еде и ненадёжным друзьям.
Стоя в полумраке чужой обшарпанной кухни, Лиза внимательно разглядывала Марка, будто видела в первый раз. «А он красив», – внутри от желудка к диафрагме жирным скользким червём прополз нечаянный интерес. Как если бы тот самый назойливый дальний родственник, что ещё в прошлом году дёргал за косы и боролся с прыщами, за лето превратился в привлекательного юношу.
От собственных мыслей Лизу бросило в жар. Желая отвлечься, она перевела взгляд на окружавшую их пьяную толпу, но всё равно украдкой посматривала то на скулу, то на остро выступающий кадык, то на чёрную шевелюру Марка.
Парочка, что страстно ругалась и мирилась рядом с Лизой, снова заголосила. На этот раз они обвиняли друг друга в измене: то ли в гипотетической, то ли в свершившейся. Поначалу Марк просто бросал на них недовольные взгляды, но, когда те в конец разбушевались и перешли на рукоприкладство, он повернулся к Лизе и предложил поболтать наедине. Она без тени сомнения согласилась.
Поиски места уединения прошли быстро: по соседству с кухней располагалась небольшая ярко освещённая комната с причудливыми голубыми обоями.
– Судя по всему, это детская, – сказала Лиза. Она скромно прижалась к стене возле входа и осматривала интерьер. Марк безразлично пожал плечами, пошатываясь прошёл к низкой кровати, стоявшей в углу, и плюхнулся на неё.
– Кто здесь живёт? – спросила Лиза, глядя, как Марк ставит седьмую или восьмую выпитую бутылку пива на тумбу возле кровати. Его глубокие синие глаза покрылись хмельной дымкой.
– Мой друг и его семья. У них очень большая семья.
– Я так и подумала. Квартира огромная. Я насчитала семь комнат.
– Вообще их двенадцать.
В комнате повисло молчание. Марк отпил пива из бутылки, что стояла на полу до его прихода.
– Что стало с твоим папой?
– Он заболел, когда мне было шестнадцать. Его мучили сильные боли. Как он сам говорил, – раздирающие грудь. Он задыхался день за днём. Пока его не стало совсем.
– А врачи?
Лиза дёрнула головой, смахивая накопившиеся слёзы.
– Они лишь разводили руками, говорили нам с мамой «готовиться к худшему». Очень быстро он перестал обслуживать себя сам, и за ним ухаживала я.
Накатили воспоминания: вот Лиза сидит в коридоре на небольшой деревянной тумбе, словно воробей на жердочке, и прислушивается к шагам за входной дверью. Не она. Пройдёт пара минут – снова не она. Ещё две. Ещё пять. Вот и она. Зайдёт, тяжело вздохнёт. Поставит сумку на ещё теплую тумбу и шёпотом позовёт Лизу. Она спросит, как дела у папы. Она устала, но виду не подаёт. Медленно стягивает старые сапоги. Ноги распухли и неохотно расстаются с обувью. Вешает пальто на хлипкий крючок. Идёт, шаркая, в комнату, где лежит папа. Будит его зачем-то. Может, поговорить. Может, поплакать вместе. Лиза скрывается за дверью своей комнаты, заворачивается в кокон из одеяла и закрывает кулаками уши. Она не слышит больше. Ни стонов, ни слёз.
– Мне жаль, – ворвался в её воспоминания Марк. – А твоя мама?
Лиза закусила нижнюю губу и опустила голову.
– Мы не слишком близки. В принципе так было всегда, а после смерти папы и вовсе не можем разговаривать нормально. Она постоянно пропадает на работе. Приходит, когда я сплю, – Лиза обняла себя за плечи, – я в школу-то вернулась, чтобы как-то отвлечься. Из-за смерти единственного мужчины мне разрешили покидать дом только в часы занятий. Но учиться было сложно: сверстники меня не понимали и не принимали. И, как ты мог заметить, со временем мало что изменилось.
Лиза посмотрела на Марка. Он понимающе кивнул и, не отрывая взгляда от неё, снова отпил из чужой бутылки. В его затуманенных глазах блестел похотливый огонь. Взгляд скользнул ниже – на её грудь. Лиза поёжилась и пожалела, что решилась остаться с ним наедине.
– А почему решила пойти в медицинский?
– Так получилось. Признаться честно, медицинский мне не нравится. Я мечтала совсем о другом…
– И о чём же?
– Быть адвокатом…
– Но женщинам по новым законам запрещено изучать юриспруденцию, – закончил за неё Марк.