Ной Морсвод убежал
Шрифт:
– А мама? – спросил старик. – Не ошибусь ли я, если предположу, что она сейчас в больнице?
– Была, – ответил Ной, отвернувшись, чтобы старик не заметил, как на глаза у него наворачиваются слезы. – А теперь она дома. В постели. Вернулась она вчера, понимаете?
Сама так захотела. Сказала, что там она хочет быть, когда… когда она… – Он понял, что не может вытолкнуть изо рта слова, и весь наморщился и сжал кулаки, чтобы как-то успокоиться.
– Но если она сейчас дома и ей нехорошо, ты разве не должен быть с ней рядом?
Ной повернулся и посмотрел на старика.
– Вы сами убежали
– Но я же вернулся, – ответил старик. – Когда узнал, что отец болеет.
– И скоро вы вернулись? – Теперь Ной встал и помог старику убрать со стола последние чашки и стаканы. Живот его наконец был полон, и хотя на стойке рядом еще оставался поднос с шоколадками, Ной лишь коротко на них глянул и отвернулся. Они уныло зашаркали к буфету. – Успели вовремя? До того, как он… как что-нибудь…
– До того, как он умер? – переспросил старик. – Что случилось, мальчик? Ты не можешь сказать этого? Знаешь, это же просто слово. Группа букв, нанизанных вместе в случайном порядке. Само по себе это слово ничего не значит по сравнению с его смыслом.
– Да, вот это вот, – кивнул Ной и уставился в пол. Зубы и кулаки он сжал так плотно, что подумал – пальцы вот-вот проткнут ему ладони и вылезут с другой стороны, если он не будет осторожен. В сундучке он заметил одну последнюю марионетку, вытащил ее и осмотрел. Похоже, это был пожилой кролик, – если дергать за проволоку, у него шевелились усики. Ной положил куклу ко всем остальным. – Вы успели вернуться домой до того, как он умер?
Глава двадцать первая
Доктор Крылз
Когда я прибежал к лавке игрушек (сказал старик), все в ней казалось точно таким же, каким было, когда я уходил. Все стены по-прежнему в игрушках, весь пол по-прежнему в опилках и стружках, а за прилавком остались незакрытые банки краски, и по их бокам стекали тягучие радуги цветов. Кассу заплело паутинами.
– Эгей? – прошептал я, озираясь. Я рассчитывал, что из теней в любой миг вынырнет отец. – Паппо?
Но мне никто не ответил, и я закусил губу. Что же делать дальше? Больница была от нас всего в нескольких милях – я мог бы оказаться там за пару секунд, стоило мне захотеть, но что-то мне подсказывало, что Паппо ни за что не согласился бы лечь в больницу. Он сам выстроил эту лавку игрушек, в конце-то концов. Создал ее на ровном месте, и она держалась не одними кривыми кирпичами и кое-как положенным раствором. Ей не давало рухнуть и все, что в ней было, – все до единой игрушки на прилавках и полках. Он ни за что отсюда не уйдет, в этом я был уверен.
Из-за прилавка донесся какой-то скрип. Я поднял голову и увидел дверь – она выдвинулась на позицию и стояла приотворенная.
– Генри! – воскликнул я. – Дружище! Ты еще здесь!
Дверь укоризненно воззрилась на меня. В ней уже не чувствовалось былой теплоты и дружелюбности, а ведь когда-то мы с ней относились друг к другу очень хорошо. Теперь же она просто тихо стояла и показывала мне тусклую лестницу за собой. Я дошел до нее и посмотрел вверх, на спираль деревянных ступеней. А потом начал взбираться. Почуяв настоятельность момента, Генри вскоре обогнал меня, толкнув при этом, и вправился в стену, но остался плотно закрытым. Ручку повернуть, однако, он мне позволил. У нас в гостиной горел свет, и я вошел, а половицы заскрипели у меня под ногами.
Ничего здесь не изменилось. Кресла стояли на своих обычных местах перед камином, хотя, заметив, кто вошел в комнату, немедленно повернулись ко мне спинками. На комоде расставлены тарелки и чашки – но и они отвернули от меня свои ручки, чтобы за них труднее было взяться. В углу по-прежнему стояла вешалка – но, заметив меня, привстала на цыпочки всеми своими четырьмя лапами, исчезла в той комнате, которая когда-то была моей детской спальней, и закрыла за собой дверь.
Я ужасно огорчился, когда увидел, как разочаровались во мне все отцовские вещи.
– Охохонюшки! – произнес пожилой кролик, вынырнув из отцовской спальни, и подпрыгнул от неожиданности при виде такого редкого посетителя. Но затем расслабился и широко улыбнулся: – Ты пришел! Глазам своим не верю! Я тебя не сразу узнал. Ты стал гораздо старше.
– Здравствуйте, доктор Крылз, – ответил я, шагнул вперед и погладил кролика по ушам. Мне сельский врач всегда нравился – он лечил множество моих болезней в детстве. – Я получил ваше письмо и сразу прибежал.
– А, понимаю, – сказал доктор Крылз, отводя взгляд и закусив губу. – Я не знал, дойдет ли. Тебя же так долго не было.
– Да, меня отвлекали. – Я не мог смотреть кролику в глаза от стыда за свое себялюбие. Я старался быть послушным сыном, но это же правда – мне постоянно что-то мешало.
– Отвлекали? – переспросил доктор Крылз и нахмурился. – Столько лет? Пока твой отец старел и слабел? Вот так так!
– Простите меня за это, – ответил я и посмотрел в пол. – Но вот я здесь. Как он вообще? Ему лучше? Теперь я хочу остаться и ухаживать за ним, честно. – Я немного помялся – мне в голову пришла худшая мысль из возможных. – Он не… еще не…
– Охохонюшки, – печально ответил доктор Крылз и покачал головой, не переставая жевать морковку. – Добрался б ты сюда часом раньше.
– Я пытался вернуться домой! – объяснял я, а по всему телу у меня разливалась огромная тяжесть вины. – Как он вообще заболел? Когда я уходил, с ним все было отлично. Стареет – это да, но здоровье у него всегда было хорошее.
Доктор Крылз прищурился и задумчиво посмотрел на меня.
– Как по-твоему, сколько тебя не было? – спросил он.
– Несколько месяцев, наверное, – ответил я и покраснел. – Я так быстро теряю счет времени. Когда все время бежишь, мелькает множество разных часовых поясов, никогда толком не знаешь, где ты. Или когда.
– Мальчик мой, нелепее я никогда ничего не слыхал, – промолвил кролик, глядя на зеленые корешки, выпущенные морковкой. После чего сунул ее в рот и проглотил одним махом. – Вся суть в том, что тебя не было почти десять лет.
– Не может быть! – воскликнул я и посмотрел на часы, словно они могли так или иначе что-либо подтвердить.
– Уверяю тебя, это истинная правда.
– Значит, я пропустил десять дней рождения?
– Ты пропустил десять дней рождения своего отца, – подчеркнул кролик. – А все это время он говорил только о тебе. Каждую неделю читал газеты – следил за твоими подвигами.