Ноздря в ноздрю

Оставалось только гадать, умираю я или нет. Смерти я не боялся, а живот так болел, что хотелось, чтобы она наступила быстрее.

Пищевые отравления случались со мной и раньше, но не с такими мучительными спазмами и столь долгими приступами рвоты, как на этот раз. Большую часть ночи с пятницы на субботу я провел на коленях в ванной, сунув голову в унитаз, и в какой-то момент у меня возникли серьезные опасения, что спазмы такой силы просто сорвут слизистую оболочку желудка.

Дважды я принимал решение добраться до телефона и вызвать «Скорую», но обе попытки заканчивались одинаково: меня складывало вдвое в очередном приступе сухой рвоты. Неужели мои бестолковые мышцы

Между приступами я, весь в поту, сидел на полу, привалившись спиной к ванне, и пытался понять, что же навлекло на меня такую беду.

В пятницу вечером я присутствовал на званом обеде в павильоне «Эклипс» на ипподроме в Ньюмаркете [1] . Поел рыбы холодного копчения с чесночно-горчично-укропным соусом на закуску, за которой последовали ломтики куриной грудки, фаршированной черной вишней, с соусом из лисичек и трюфелей. Мясо с жареным молодым картофелем и сваренным на пару зеленым горошком подавалось как главное блюдо. Закончился обед десертом: ванильным крем-брюле.

Я точно знал, из чего состояло каждое блюдо.

Знал, потому что был не гостем, а шеф-поваром.

Наконец, когда с приходом зари окно ванной сменило цвет с черного на серый, тугой узел в моем желудке начал развязываться, а холодная липкость кожи — исчезать.

Но процесс, увы, не закончился: оставшееся содержимое пищеварительного тракта принялось стремительно его покидать с противоположной стороны.

А вот когда организм окончательно очистился, я с трудом добрался до кровати и распластался на ней: вымотанный донельзя, обезвоженный, но живой. Часы на прикроватном столике показывали десять минут восьмого, а в восемь меня ждали на рабочем месте. Только работы мне сегодня и не хватало.

Я лежал, пытаясь убедить себя, что очень скоро буду в полном порядке, а пять минут никакой роли не сыграют. Похоже, задремал, но пронзительный звонок (телефонный аппарат тоже стоял на прикроватном столике) развеял дрему, как дым. С того момента, как я первый раз посмотрел на часы, прошло ровно десять минут.

«И кто, — подумал я, — звонит мне в двадцать минут восьмого? Отстаньте. Дайте поспать».

Телефон молчал. Так-то лучше.

Но зазвонил вновь. Черт бы его побрал! Я повернулся, снял трубку.

— Да. — По голосу ясно чувствовалось, какую я пережил ночь.

— Макс? — Мужской голос. — Это ты?

— Он самый, больше некому, — ответил я более свойственным мне голосом.

— Тебя вырвало? — спросил голос.

Я сел.

— Не то слово. А тебя?

— Ужасно, не так ли? У всех, с кем я говорил, та же история. — Карл Уолш считался моим помощником, по фактически руководил кухней не меньше, чем я. Прошлым вечером я занимался гостями и срывал аплодисменты, тогда как Карл раскладывал всё по тарелкам и подгонял персонал кухни. Теперь, похоже, ждать аплодисментов не приходилось, только обвинений.

— С кем ты говорил? — спросил я.

— С Джулией, Ричардом, Реем и Джин. Все позвонили, чтобы сообщить, что на работу сегодня не выйдут. А по словам Джин, Мартину было так плохо, что они вызвали «Скорую помощь», и его отвезли в больницу.

Я знал, что он сейчас чувствует.

— Как насчет гостей? — спросил я. Карл перечислил только моих работников.

— Понятия не имею. Джин поехала с Мартином в больницу, и об отравлении там уже знали, то есть он не единственный, за кем в эту ночь выезжала «Скорая».

Господи! Отравить двести пятьдесят знаменитостей скакового мира накануне розыгрыша «2000 гиней» [2] . Едва ли такое могло пойти на пользу моему бизнесу.

Да и какому шеф-повару понравится репутация отравителя. Обед на ипподроме был исключением из правил. Обычно я работаю в моем ресторане «Торба» [3] , расположенном на окраине Ньюмаркета, на Эшли-роуд. На ленч с воскресенья до пятницы обычно приходит шестьдесят человек, на обед каждый вечер — порядка сотни. Так, во всяком случае, было в последнюю перед отравлением неделю.

— Интересно, сколько еще сотрудников вышло из строя? — Голос Карла вернул меня в настоящее.

В пятницу я закрыл ресторан после ленча, и все одиннадцать моих постоянных работников отправились на ипподром обслуживать приглашенных на званый обед гостей. Там к ним присоединились еще двадцать человек, нанятых только на это мероприятие, помогать на кухне и разносить готовые блюда по столам. Все ели ту же еду, что подавалась гостям, пока последние слушали речи.

— Я попросил пятерых прийти сегодня на ипподром. — При мысли о том, что нужно приготовить ленч для сорока гостей спонсора, желудок вновь схватило, а на лбу выступил пот.

Мне предстояло приготовить и подать ленч из трех блюд в две большие застекленные ложи на Лобовой, главной трибуне. «Делафилд индастрис, инк.», транснациональная корпорация, производящая тракторы, со штаб-квартирой в американском штате Висконсин, стала новым спонсором первой классической скачки года, и за приготовление сваренной на пару спаржи с топленым маслом, традиционного английского стейка и пирожков с печенью и летнего пудинга на десерт мне предложили сумму, от которой я не смог отказаться. Слава богу, я сумел отговорить их от рыбы, чипсов и горохового пюре. Мэри-Лy Фордэм, одна из руководителей службы маркетинга, которая вела со мной переговоры, заявила, что гости из «висконсинской глубинки» хотят почувствовать «настоящую» Англию. А потому Мэри-Лу осталась глуха к моим рекомендациям: гусиной печени с бриошами и запеченной в тесте семге.

— Говорю вам прямо сейчас, — чеканила Мэри-Лу, не хотим мы ничего французского. Нам нужна только английская еда.

Я саркастически спросил, не желает ли она, чтобы к ленчу вместо изысканных французских вин подали теплое пиво, но она не поняла моей шутки. В результате мы сошлись на австралийском белом вине и калифорнийском красном. Приготовление такого ленча характеризовалось одним словом — скука, но они платили, и платили хорошо. Тракторы и комбайны «Делафилд», похоже, с руками отрывами на Среднем Западе США, и теперь компания прилагала максимум усилий, чтобы получить свою долю на английском рынке. Кто-то сказал им, что Суффолк [4] — это прерии Соединенного Королевства, вот они сюда и прибыли. А то, что «Делафилд харвестер 2000 гиней» звучало не очень, совершенно их не волновало.