Нож
Шрифт:
Харри понятия не имел, сколько камней он вынул, три или восемь. Но чем точнее детали, тем убедительнее будут выглядеть его аргументы. Он видел, что на девушку это подействовало.
– Ты вообще не была в парке в тот вечер, Сара. Ты вышла из квартиры в то время, которое назвала полиции, в двадцать пятнадцать, когда твой отец позвонил нам и заявил, что убил жену. Может быть, ты пробежала кружок по кварталу, чтобы полиция успела доехать до места преступления, а потом явилась обратно. Это отец велел тебе так сделать, да?
Сара не отвечала, только хлопала ресницами. Харри отметил, что ее зрачки расширились.
– Я говорил с любовником твоей матери, с Андреасом. Сценический псевдоним Бум-Бум. Поет он, кстати, не так хорошо, как играет на своей двенадцатиструнной гитаре.
– Андреас нормально поет… – Гнев в глазах девушки померк, и она замолчала.
– Андреас признал, что
– Мы с Андреасом любили друг друга. – Голос Сары едва заметно дрожал.
– Он так не считает. Андреас сказал, что пару раз… – Харри откинул голову назад, чтобы лучше видеть то, что не было написано в блокноте, – действительно переспал с хорошенькой групи.
Сара вздрогнула.
– Но потом Андреас, по его словам, никак не мог от тебя отделаться. Путь от восторженной групи до навязчивой поклонницы, которая буквально прохода не дает своему кумиру, короток, в чем он не раз имел возможность убедиться на собственном опыте. Гораздо проще встречаться со зрелой замужней женщиной, которая адекватно воспринимает происходящее. Немного перца в будничной жизни, немного специй в рыбных котлетах. Сара, это не я придумал, он и правда так сказал: «В рыбных котлетах». – Харри поднял на собеседницу глаза. – Это ты позаимствовала у мамы мобильник, а вовсе не отец. И случайно выяснила, что у нее роман с Андреасом.
Харри прислушался к собственной совести. Так давить на подозреваемую, которая пришла к нему без адвоката, на девятнадцатилетнюю девушку, глупого влюбленного подростка, преданного матерью и парнем, которого она вообразила своим.
– Твой отец не просто готов принести себя в жертву ради дочери, он еще и очень умный человек. Он знает, что лучшая ложь та, что находится совсем близко к правде. И ложь в данном случае состоит в том, что твой отец, вернувшись домой из ближайшего магазина, куда он ходил купить кое-что к ужину, взял телефон твоей матери, обнаружил там переписку с любовником и из ревности убил ее. Правда же заключается в том, что, пока он был в магазине, сообщения обнаружила ты. С этого момента, как мне кажется, если заменить в протоколах твоего отца на тебя, мы получим предельно точное описание трагедии, разыгравшейся у вас дома. Вы поссорились на кухне, мама повернулась к тебе спиной, чтобы уйти в гостиную, ты знала, где лежит нож, а остальное вышло само собой. А после того как твой отец вернулся домой и обнаружил, что произошло, вы вместе придумали хитроумный план.
В ее взгляде Харри не увидел никакой реакции, кроме обычной ненависти, гнетущей и черной. И понял, что совесть его особо терзать не будет. Власти дают оружие девятнадцатилетним и посылают их убивать. А эта девочка лишила жизни мать и позволила невиновному отцу броситься за нее на амбразуру. Сара не присоединится к тем, кто приходит к Харри в ночных кошмарах.
– Андреас любил меня, – невнятно прошептала она. Казалось, ее рот забит песком. – Но мама всячески отговаривала его от встреч со мной. Она соблазнила его только для того, чтобы он не достался мне. Я ненавижу ее. Я… – К горлу девушки подступали рыдания. Харри затаил дыхание. Она почти сделала это, сход лавины начался, ему недоставало всего пары слов на записи допроса, но плач приведет к паузе, а во время этой паузы лавина может остановиться. Однако ярость взяла верх, и Сара повысила голос: – Ненавижу эту долбаную суку! Ей еще мало досталось, надо было содрать с нее это чертово лицо, которым она, блин, так гордилась!
– Хм… – Харри откинулся на стуле. – Ты хочешь сказать, что жалеешь, что убила мать слишком быстро, надо было сделать это медленнее, да?
– Да!
Признание в убийстве. Все, тачдаун. Харри бросил взгляд в окно кукольной гостиной и увидел, что Трульс Бернтсен проснулся и поднял вверх большой палец. Но Харри не чувствовал радости. Наоборот, возбуждение, которое он испытывал несколько секунд назад, сменилось усталостью и разочарованием. Это ощущение нельзя было назвать незнакомым, нечто подобное Харри частенько переживал после длительной охоты, когда с нетерпением ожидал кульминации – раскрытия преступления и ареста злоумышленника, поскольку они должны были что-то изменить и сделать мир чуточку лучше. Но вместо этого после окончания расследования он погружался в депрессию, срывался и уходил в запой на несколько дней, а то и недель. Харри казалось, что это похоже на фрустрацию у серийных убийц, когда они понимают, что преступление принесло не удовлетворение, а одно только разочарование,
– А ловко мы ее раскололи, – сказал Трульс Бернтсен, когда они поднимались на лифте на шестой этаж, в отдел убийств.
– Мы? – сухо переспросил Харри.
– Я же исправно нажимал на кнопку записи, так ведь?
– Очень на это надеюсь. Ты проверил, записался ли допрос?
– Проверил ли я? Ха! – Трульс Бернтсен вопросительно приподнял бровь, потом ухмыльнулся. – Успокойся, все супер!
Харри отвел взгляд от мигающих цифр, обозначающих этажи, посмотрел на Бернтсена и понял, что завидует своему коллеге. Трульс отличался выдающейся вперед нижней челюстью, выступающим лбом и хрюкающим смехом, из-за которого его и наградили прозвищем Бивис, которое никто, впрочем, не осмеливался произнести вслух, поскольку в Бернтсене, при всей его пассивности, чувствовалась скрытая агрессия, и именно по этой причине окружающие предпочитали лишний раз с ним не связываться. В отделе убийств Трульса не любили еще больше, чем Холе, но Харри завидовал не этому. Он завидовал полнейшему пофигизму Бернтсена. Он плевать хотел на то, что думают о нем коллеги, хотя, положим, это и самому Харри тоже было абсолютно до фонаря. Но Трульс обладал способностью складывать с себя любую ответственность, в том числе и моральную, за доверенную ему работу. О Харри можно было много чего сказать не слишком лестного, и он знал, что ему частенько перемывали косточки, но никто не стал бы отрицать, что он – настоящий полицейский. Это было одновременно его благословением и проклятием. Даже после того, как Ракель вышвырнула его из своей жизни, Харри, перешедший на преподавательскую работу в академию и формально уже не служивший в полиции, не мог полностью перестать быть полицейским, не мог позволить себе совершить чудесное свободное падение в анархизм и нигилизм, как это сделал Трульс Бернтсен. Никто не скажет Харри за это спасибо, но не страшно: он ведь и не искал благодарности, как не искал спасения, совершая добрые деяния. До встречи с Ракелью эта неустанная охота за самыми ужасными преступниками была единственной причиной, побуждавшей его вставать по утрам, и он был благодарен трудовому инстинкту, или как там это правильно называется, за то, что тот служил ему якорем. Но наряду с этим какая-то часть Харри скучала по полной и разрушительной свободе, желала перерезать якорную цепь и разбиться в волнах прибоя или просто исчезнуть в огромном темном океане.
Харри с Трульсом вышли из лифта и пошли по коридору с выкрашенными в красный цвет стенами, подтверждавшими, что они оказались на правильном этаже, мимо кабинетов в направлении открытого офисного пространства.
– Эй, Холе! – прокричал ему в приоткрытую дверь Скарре. Он уже дослужился до инспектора полиции и занимал бывший кабинет Харри. – Тебя разыскивает дракониха!
– Твоя жена, что ли? – спросил Харри, не замедляя шага, чтобы выслушать возмущенную, но наверняка не слишком остроумную реплику Скарре, если тот вдруг предпримет попытку ответить.
– Nice [10] , – засмеялся, похрюкивая, Бернтсен. – Скарре – идиот.
Похоже, Трульс решил поддержать его, но Харри не ответил. Не хватало еще водить дружбу с этим типом.
Не сказав ни слова на прощание, Харри на пересечении коридоров свернул налево и вошел в открытую дверь кабинета начальницы их отдела. Склонившись над столом Катрины Братт, спиной к нему стоял мужчина. Его было легко узнать по сверкающему лысому черепу, обрамленному лавровым венком черных, на удивление густых волос.
10
Прекрасно (англ.).
– Надеюсь, я не помешал? Мне сказали, что меня искали.
Катрина Братт подняла глаза, а начальник полиции Гуннар Хаген резко обернулся, как будто его поймали с поличным. Оба молча смотрели на Харри.
Он приподнял бровь:
– Что происходит? Вы уже слышали?
Катрина и Гуннар Хаген обменялись взглядами. Хаген кашлянул:
– А ты разве знаешь?
– Ну а как же иначе? – удивился Харри. – Это же я ее допрашивал.
Харри решил, что, должно быть, прокурор, которому он позвонил сразу после допроса, чтобы договориться об освобождении отца Сары, в свою очередь проинформировал Катрину Братт. Но что здесь делает начальник полиции?