Ножи Императора
Шрифт:
Скавр молча, ответил на его слова спокойным взглядом, пока сенатор медленно не кивнул.
– Точно так же, как мне намекнул твой покровитель. Ты высечен из гранита, не так ли, трибун, и тебе опасно перечить из-за твоей скромности и самоуничижения?
Он перевел взгляд на молодого человека, сидящего рядом со Скавром.
– А кто у нас здесь? Молодой человек лет двадцати с небольшим, римской внешности, мускулистый, привыкший постоянно носить на себе тяжесть оружия и доспехов. Я отслужил свой срок на службе, и, хотите верьте, хотите нет, когда-то у меня было примерно такое же телосложение. Ты, скорее всего, только-что с поля боя, судя по внешнему виду, если, конечно, ты не порезался, во время бритья… ...- Он поднял руку, указывая на шрам на переносице Марка. - Этот порез выглядит слишком легким, чтобы быть от меча. Так, что это, возможно, копье?
Марк кивнул головой в знак признания.
– Да, сенатор. Я недостаточно быстро среагировал.
Сигилис поджал губы.
– Тебе все равно повезло, это царапина по сравнению с некоторыми ранами на лице, которые я видел, служа трибуном в Тридцатом легионе в Кесарии. Ну, что ж, со шрамом или без, ты своими манерами напоминаешь мне человека, которого я когда-то знал, очень уважаемого коллегу-сенатора, и который был слишком добропорядочным, чтобы выжить при этом режиме. Он умер три года назад, когда всю его семью вместе с ним, ночью вытащили из постелей и увели навстречу судьбе, мысль о которой до сих пор заставляет меня содрогаться. Только их старший сын считается пропавшим без вести, по крайней мере, так утверждали осведомленные дворцовые сплетники. Он служил в преторианской гвардии центурионом, но исчез всего за несколько дней до ареста своего отца, и в последний раз его видели направляющимся в Остию с приказом сесть на корабль с курьерской миссией - по крайней мере, такова была история, благодаря которой, он избегнул встречи с преторианцами.
Он встретился взглядом с центурионом.
– Твое имя, молодой человек?
Римлянин поднялся со своего места и поклонился.
– Меня называют Марк Трибул Корв, сенатор, центурион Первой тунгрийской когорты, но я действительно беглый сын вашего друга Аппия Валерия Аквилы. Теперь моя жизнь и жизнь моей семьи в ваших руках.
Сигилис улыбнулась ему в ответ с явным искренним удовольствием.
– Будь уверен, что я сохраню твою тайну. Для меня действительно большая честь познакомиться с тобой, Марк Валерий Аквила. В письмах, которые мой сын написал перед своей смертью в Дакии, ты часто упоминался, хотя он был достаточно умен, чтобы сделать это в завуалированных выражениях, которые, как он знал, мог понять только я. И теперь ты вернулся в Рим с пламенем мести, ярко горящим в твоих глазах, хотя ты понятия не имеешь, где найти убийц, на которых ты бы обрушил ысю тяжесть своего гнева?
Тон молодого римлянина стал жестким, выйдя за рамки подчинения статусу человека, которому были адресованы его слова.
– Я найду их, сенатор, с помощью или без помощи, которую, по словам вашего сына, вы смогли бы мне оказать. И когда я найду их, я твердо намерен подвергнуть их тем же унижениям, которые вынесли мой отец, мать, брат и мои сестры перед смертью.
Сигилис откинулся на спинку стула и уставился на него с мрачным весельем.
– Я ожидал, что человек твоего класса будет вести себя именно так, при данных обстоятельствах. Итак, передо мной трибун, склонный разобраться со старыми обидами, и центурион, настроенный отомстить за свою погибшую семью. Я бы сказал, такая комбинация, способна вселить страх в людей, ответственных за разрушение ваших семей, если бы они узнали, что за ними начнется охота. И какой актерский состав второго плана у нас имеется рядом с этой парой фурий?
Он оглядел остальных членов группы, с вновь ставшим мрачным выражением лица, ненадолго задержав взгляд на каждом мужчине, прежде чем заговорить.
– Еще двое солдат, судя по их очевидной уверенности, офицеры, оба в шрамах и оба с видом головорезов .
– Он мрачно улыбнулся Юлию и Дубну.
– Некоторые мужчины оказываются неприспособленными к убийствам, даже когда их жизни подвергаются риску в бою, а другие убивают, без зазрения совести, что их будут преследовать кошмары и сожаления, некоторое время. И есть еще третий тип мужчин, господа, мужчины, чьи глаза лишь намекают на то, какими они были раньше, как только они встают лицом к лицу с противниками и лишают их жизни, в то же время, приобретая то, чему невозможно дать определение. Я не раз сражался со своим Тридцатым легионом, и не раз видел, как полусонные сельские новобранцы становились палачами за одно сражение, после того как они прошли посвящение кровью. Их глаза были такими же, как сейчас у вас, окнами в души, заглянув в которые можно увидеть, что какая-то небольшая часть их человечности была оторвана и заменена на что-то более злое, и они уже не будут такими, как были раньше. Если честно, они пугали меня больше, чем враг, с которым мы сражались ... - Он мрачно улыбнулся.
– И в этот момент я понял, что, вероятно, не гожусь для военной службы .
Сенатор мрачно рассмеялся, покачав головой и обратив свое внимание на остальных гостей.
– А, это трио варваров, каждый из которых крупнее и уродливее предыдущего. Такое человек видит не каждый день, во всяком случае, без цепей и ошейников. Вот, ты, с волосами, собранными в пучок на макушке, я полагаю, ты германец?
Германец кивнул.
– Я Арминий, сенатор. Трибун взял меня в плен в бою, и счел нужным сохранить мне жизнь и обязать служить ему. Теперь я прикрываю ему спину, когда он настолько глуп, что оставляет ее открытой ... что случается довольно часто….
Сигилис фыркнул от смеха.
– Раб с острым язычком на уме, но при этом не отмеченный никакими признаками удара плетью. Либо твой хозяин более мягкий человек, чем я себе представлял, либо твоя услуга для него имеет такую ценность, которая перевешивает такие незначительные раздражения. А рядом с тобой одноглазый мужчина с таким количеством шрамов, какого я никогда не видела у воина, смотрит на меня так, как будто я его подчиненный в наших недолгих отношениях. Он, что, член королевской семьи?
Его вопрос был адресован Скавру, но Мартос ответил на вопрос прямо, жестом указав на трибун.
– Я был принцем до того, как меня подтолкнул к этому человеку общий враг, который захватил мой трон и надругался над моим народом. Трибун избавил меня от казни, которая по праву была предназначена мне судьбой, и теперь я союзник Рима.
– А глаз?
Я вышел из себя во время схватки, когда мы ворвались в укрепленную столицу моего племени, и я потерял рассудок из-за бездумной жажды их крови. Когда ко мне вернулась способность ясно мыслить, я был вымазан с ног до головы кровью десятков мертвых и изуродованных мужчин. Кажется, мой глаз был платой, которую мой бог потребовал за эту месть ...
– Он на мгновение замолчал, печально покачав головой.
– Я бы отдал каждую жизнь, которую отнял, чтобы увидеть своего сына живым, но мои предатели-соплеменники уже сбросили его с самой высокой скалы на корм воронам и заставили мою жену лишить жизни мою дочь, чтобы избавить ее от унизительного насилия. Она покончила с собой ...