Ну, Ленка, держись…
Шрифт:
Полет мой был короткий, я падаю в воду и бьюсь затылком о камень. Все…
Это конец…
Сначала наступила темнота…Темно и холодно…
Потом я увидела себя, мое тело плывет в холодной прозрачной воде, а возле головы расплывается алое пятно, мне не страшно, просто как-то странно видеть себя со стороны…
Вот я, мои волосы красиво скользят по волнам, образуя корону, кровь обрамляет их алым. Почему я всегда считала себя серой мышкой? Оказывается я красивая, мои глаза цвета голубого неба, и волосы вполне даже ничего, русые с рыжиной, и фигура у меня точеная….
И тут что-то вокруг
Я лечу, но мне не страшно, в конце тоннеля свет, я лечу на свет…
Все…
А нет, не все…
Вот я в большом таком зале, меня встречают люди, их много, они все в белом и улыбаются друг другу, вижу среди них мои папа и мама. Я бегу к ним на встречу, обнимаю, целую. Радуюсь встрече.
– Папа, мама, я так рада, что мы снова вместе!
– Нет, милая, тебе сюда рано…
Миг и все исчезает.
Вокруг облака, голубое небо, и яркий, яркий свет, в этом свете я вижу женщину, она прекрасна, в ее золотых волосах птички, по ее плечам скачут белки, у ног разлеглись тигры и волки. В одной руку прекрасная богиня держит кубок, из него льется вода и образуются реки, в другой – блюдо, с него сыпется разные овощи и фрукты. Она смотрит на меня и улыбается, а потом тихо говорит: Иди с богом…
Глава 5
Очнулась, я в пещере или в темном гроте, сумрачно, горят какие-то свечи, чадят, пахнет травами. Поворачиваю голову, рядом на соломе лежит старик, настолько древний, что его кожа как пергамент, он похож на мумию, лицо высохшее, глаза впавшие. Он при смерти, дыхание учащено и поверхностно. На его теле страшные раны, засохшая кровь, руки и ноги неестественно вывернуты, словно его кости переломали.
Рядом сидит такой же древний старец и причитает, я не совсем понимаю, о чем он говорит, но душей чувствую, что человек оплакивает старика и молится за него. Изредка он вскидывает руки, словно взывая к небу, из его уст течет молитва, в последний раз он вскинул руки и поднял глаза к небу, и изо рта раненого вышло маленькое облачко, больше похожее на пар.
Над нами стоит шаман. Он камлает… Заунывный звук музыкального инструмента и постукивание в бубен, шаман плетет какую-то вязь из слов и звуков, мое сознание тонет в этом…Где-то уголком своего сознания пытаюсь удержаться в реальности, но нет…звуки топят остатки сознания….все…Темнота…
Просыпаюсь утром, светит солнце, я подскакиваю на своей лежанке. Ощупываю голову, на ней повязка, но голова не болит, и крови нет. Испуганно оглядываюсь. Мне что, это все приснилось?
Я лежу в добротной избе. Этакая инсталляция девятнадцатого века, горница, вся мебель сделана из дерева, стол, лавки, что-то похожее на буфет в углу, в правом углу образа, накрытые сверху кружевным белым рушником. На каждой полочке в буфете такая же кружевная салфетка, вязанная крючком. Меня, видимо, уложили на широкую скамейку, на тюфячке, сверху белая простыня с кружевным краем и мягкая подушка. Сразу видно, что хозяйка в этом доме имеется.
Не прошло и минуты, как в горницу заглянуло круглое румяное личико с голубыми глазенками, испугано пискнуло и скрылось за занавеской, что отделяла горницу от остальных помещений. И сразу на пороге появилась дородная молодая женщина, румяная, как тот ребенок, что выглядывал из занавески, голубоглазая, русые волосы ее, убранные в косы, были уложены вокруг ее головы. Статная, красивая женщина в платье до пола словно и не ходила, а плыла по воздуху.
– Добро пожаловать в наш дом, как вы себя чувствуете,– голос ее оказался мелодичным и удивительно красивым.
– Хорошо, а как я здесь оказалась?
– Так шаман тебя в реке нашел, ударилась ты видимо сильно, без сознания была, вот он нам тебя и принес, Иван – то мой фельдшер.
В голове у меня еще мутилось, но ее слова меня успокоили, значит, что родители, пещера, старик мне просто померещились, это плод моего воображения. Уф, сразу стало легче. Вот чего только не придумает воспаленный мозг.
– А где мои вещи?
– Так мы твой рюкзачок из воды достали, сушатся вещи то. А откуда ты, девушка? И как тебя зовут?
– Леной меня зовут, из Москвы я.
– Оооооо, – округлив красивые губы, пропела женщина. – А меня – Оксаной, из Москвы к нам ни разу еще люди не приезжали.
Странно, к ним не приезжали, меня что, далеко по реке отнесло, тут вообще-то на туристическом маршруте куча москвичей.
– А где я сейчас?
– Так в тайге, милая, до ближайшего города верст четыреста будет, у нас тут станция метеорологическая, вот живем, тебе еще повезло, что шаман рядом был, а так бы волки сожрали.
Меня от ее слов холод пробил до костей, значит, по реке меня отнесло далеко. Вроде речушка маленькая была, мелкая, каменистая. Как же мне отсюда выбраться?
Как я доберусь до Москвы?
– Ты лежи пока, сейчас кушать подам, тебя мой муж осмотрит, когда поправишься, тогда и поедешь домой.
Она словно услышала вопросы, что были в моей голове, а может я сказала их вслух?
Иван пришел только к вечеру, это был богатырь, роста под два метра, шириной в плечах со шкаф, его дородная жена на фоне мужа смотрелась тоненькой тростиночка. Огромными ручищами он потрогал мою голову, чем-то блестящим посвятил в глаза, поспрашивал, как себя чувствую и вынес вердикт, что я почти здорова, вот только лучше всего мне полежать день или два, чтобы не было осложнений.
Но лежать никак не хотелось. Было скучно, солнце светило в окна, зазывая на улицу, лежать и смотреть в окно на густой куст сирени и деревянный забор, или как сонная толстая муха бьется в стекло, не очень то интересное развлечение. Но по настоянию хозяина я пролежала в постели еще день. Моя одежда высохла, и вечером следующего дня я решила выйти на улицу.
Окружающее меня порядком удивило. Оказалась метеорологическая станция не такая уж маленькая. Это была довольно большая деревня, все дома которой были деревянными, и не просто избушками, а – теремами с резными ставнями, кружево деревянной резьбы свисало с крыш, обрамляло окна, и крыльцо, терема словно вышли из-под резца древних зодчих. Через всю деревню шла довольно неплохая асфальтовая дорога, по обеим сторонам которой были тротуары, выложенные плиткой. Возле каждого дома цветочные клумбы, в глубине дворов постройки и беседки, все засажено цветами, декоративным кустарником, везде перголы увитые плющом. Не каждый московский двор может похвастаться такой красотой.