Нулевой потенциал
Шрифт:
— Бывают исключения, — заметил доктор Бедоян.
— Я слишком много говорю, верно? Сначала я испытывал непреодолимую потребность. Но вы заметили, что по дороге сюда я не проронил ни слова? Может быть, этой потребности уже нет. Может быть, я снова превращаюсь в полноценного шимпанзе.
Горилла по левую руку от него беспокойно ерзал на сиденье.
— Кончайте, док. Вы нагоняете на Пана тоску.
— Я врач-терапевт. По внутренним болезням. Хотя в свое время я вправил несколько костей. А тут нужны психиатры. Эти ребята зарабатывают
— Хорошо сказано, — отметил Пан.
— Даже до меня дошло, док, — поддержал и Горилла. Водитель обернулся к Счастливчику.
— Кого уж я только не возил в этом моторе, морячок, но ни одного такого речистого не было, как этот, что сзади сидит.
— Ты лучше смотри на дорогу, — сказал Счастливчик.
— А я и смотрю. Небось за машину-то я в ответе.
— Доктор, я не самоаналитичен? — спросил Пан.
— Скажем так: надо побыстрее взять себя в руки, а то тебя, весьма возможно, будут вынуждены пристрелить. И смотреть не станут, обезьяна ты или полноправный человек.
— Это и до меня дошло, — сказал водитель.
— Ладно, — сказал Пан. — Но предположим, что я ничего не могу с собой поделать?
Доктор Бедоян насмешливо фыркнул.
— Наверно, у тебя был служитель или ночной сторож, который читал книги по психопатологии? Ты же не психопат. Меня ты не проведешь, Пан.
Пан Сатирус смотрел в окно.
— Клетки со львами, — сказал он. — Каких только фантазий они не навевали на меня когда-то! Мы слышали львов по ночам, чуяли их запах, и я говорил себе, что убью тигра или льва, когда подрасту… Но когда мне исполнилось восемнадцать месяцев, я уже стал кое-что соображать. Мы почти у обезьянника.
— «Дом, родной мой дом», — сказал доктор Бедоян. — Ты не ответил на мой вопрос.
— О, нет, — сказал Пан. — Я не сумасшедший. Но я шимпанзе. А шимпанзе в моем возрасте становятся опасными. Помните?
Горилла Бейтс утвердительно рявкнул. Спина водителя напряглась, он дал газ и едва не врезался в бампер передней машины.
Доктор Бедоян впервые повысил голос:
— Ты не шимпанзе!
Пан Сатирус скривил губы. Передняя машина свернула и стала носом к обезьяннику. Их машина стала рядом. Небольшая группа людей с серьезными лицами ждала у здания.
— Кто я? — спросил Пан. — Человек?
Горилла и Счастливчик вышли из машины и стали навытяжку, как и полагалось военным морякам.
Пан тоже хотел вылезти из машины, но доктор Бедоян положил руку на его мощное плечо.
— Ты мой друг, — сказал он мягко, но решительно. Пан обернулся к нему. Его странные глаза (белки были темнее радужных оболочек) блестели.
— Спасибо, Арам, — сказал он. — Попытайтесь избавить меня от этого. Но если вам не удастся и меня застрелят… не слишком скорбите. Пусть страдаю я один. Я шимпанзе, Пан Сатирус, и нам нет счастья в неволе, когда юность позади.
Он выпрыгнул из автомобиля, схватил Счастливчика и Гориллу за руки и, шутовски кривляясь, направился навстречу руководителям и персоналу Нью-Йоркского зоологического общества.
Глава пятнадцатая
Обезьяна обезьянничает ради собственного удовольствия; насмешник передразнивает других, чтобы оскорбить.
Первым выступил вперед директор.
— От имени общества и персонала зоопарка, — сказал он, — позвольте мне приветствовать вас, Пан Сатирус, как нашего самого знаменитого бывшего питомца. Я уполномочен сообщить вам, что отныне вы являетесь пожизненным членом Нью-Йоркского зоологического общества.
— Спасибо, — сказал Пан. Стоявший рядом доктор Бедоян довольно хмыкнул: его пациент решил вести себя хорошо.
Директор сделал шаг назад, и на его место встал куратор приматов.
— Позвольте и мне приветствовать вас. Я помню хорошо и вас, и вашу матушку Мэри. Я был здесь, когда вы родились. На моем попечении никогда не было более умных животных.
— И все же вы нас продали. Доктор Бедоян вздохнул.
Но это были не политики, не деятели телевидения, не генералы и не агенты ФБР. Это были служащие зоопарка.
— Вы слишком умны, чтобы держать вас в клетке, — сказал куратор, — и выставлять на всеобщее обозрение, когда родина нуждается в способных приматах.
— Ваша родина, доктор. Не моя, — сказал Пан.
— У вас нет другой, Пан, — парировал куратор. — Или мне следует называть вас мистером Сатирусом? У вас нет другой родины, мой друг и бывший питомец.
— Африка — родина Пана Сатируса.
— Никто не может сказать с уверенностью, где первоначально была родина гомо сапиенс, — сказал куратор, — но я уверен, что всем нам не очень-то пришлось бы по вкусу, если бы мы были принуждены вернуться туда и жить там.
— Браво! — сказал доктор Бедоян. Пан обернулся к нему и осклабился.
— Что, попало мне?
— Вы можете себе представить, — продолжал куратор, — как я… как все мы взволнованы. Впервые у нас появилась возможность поговорить с одним из наших питомцев. Вы можете научить нас, как лучше заботиться о приматах.
— Отпустите их на свободу, — сказал Пан.
— Вы и сами понимаете, что мы этого не сделаем. А раз так, вы можете оказать большую услугу своему народу, дав нам некоторые указания.
— Не называйте нас народом, — возразил Пан. — Мы обезьяны.
— Очень интересно, — сказал куратор. — Хотелось бы знать, насколько изменения, происшедшие в вас, помогли вам избежать перемен, которые происходят со всеми шимпанзе в вашем возрасте. Очевидно, вы их не избежали. Вы становитесь воинственным.