Нулевой потенциал
Шрифт:
— А откуда вам знать, что вы не можете сами полететь со сверхсветовой скоростью? Попробуйте слетайте. А морочить вам голову — это мартышкин труд.
Две пары глаз — обезьяны и человека — смотрели в упор друг на друга. Профессор первым отвел взгляд. Он выдохнул воздух из легких прямо Пану в лицо, поднял руки и откинулся на спинку стула.
— Хорошо, мы рискнем.
— Я против, — сказал генерал Магуайр. — И прошу это запротоколировать.
Голос профессора звучал устало.
— Протокол не ведется, генерал. Это внеплановое совещание. Наш старший врач и доктор Бедоян, присутствующие
— Я тоже охотно засвидетельствую это, — сказал Пан. — Я чувствую, что с каждым днем становлюсь все более грубым и вспыльчивым.
С помощью руки он тихонько передвигался по столу. Оказавшись против генерала Магуайра, он оскалил длинные зубы.
— Если протокол не ведется, — сказал генерал Магуайр, — то пусть его начнут вести. Разве никому не приходило в голову, что это, может быть, не шимпанзе, а замаскировавшийся русский?
Даже начинающий художник смог бы изобразить наступившую тишину — она была густой и вязкой, как растительное масло в Арктике. Счастливчик позже клялся, что он слышал, как щелкнули каблуки Гориллы, но Горилла это отрицал.
Первым опомнился доктор Бедоян.
— Вы кладете пятно на мою профессиональную честь, сэр, — сказал он.
— Сынок, похоже, вас только что повысили в должности, — шепнул на ухо Бедояну старший медик.
— Ах да, — сказал генерал Магуайр, — я об этом не подумал.
— Уведомите службу безопасности, генерал, — сказал профессор. — Никаких сведений прессе, пока все не будет закончено. А потом очень короткое заявление: шимпанзе запущен на орбиту; полет был успешным или нет.
— Вышло или не вышло, — сказал генерал и удалился. Пан Сатирус соскочил со стола, заковылял к двери и остановился между Счастливчиком и Гориллой. Взял их за руки.
— Вас двоих он слушается? — спросил профессор.
— Да, сэр, — сказал Горилла.
— Тогда уведите его в ту комнату.
Когда они направились к двери, заговорил старший медик.
— Пан, это будет примерно через полчаса. Макака уже привязали в кабине; мы должны убрать его и ту… штуковину, о которой вы упоминали.
— Ладно.
— Вам не следует пока что ни есть, ни пить.
— Хорошо.
Медик посмотрел на Счастливчика.
— Особенно — не пить, — добавил он и вышел.
— Дошлый малый, — сказал Счастливчик. Они вышли вслед за медиком в коридор.
Там был мистер Макмагон. Пан отпустил руку Счастливчика и поздоровался с агентом службы безопасности.
— Я вам задал работу, но теперь почти все кончено, — сказал он. — Через полчаса меня запустят в космос. Снова в космос.
Мистер Макмагон посмотрел через плечо Пана на доктора Бедояна.
— С ним все в порядке, док? Доктор Бедоян пожал плечами.
— Он сам хочет лететь.
— Черт возьми, — сказал мистер Макмагон. — Нельзя же так обращаться с ним. Пан, если вы хотите выпутаться из этой истории, я не паразит какой-нибудь…
Пан Сатирус пристально посмотрел на него.
— Оказывается, в вас мало человеческого.
— Что?!
— В устах Пана это самый лестный комплимент, — сказал доктор Бедоян.
— Но я хочу лететь. И ваша родина этого
— Какого же черта, за чем дело стало, — сказал мистер Макмагон. Он уже ничем не походил на агента службы безопасности. — Послать за ней или вы сами хотите купить ее?
— Хотелось бы самому. Если мы просидим в комнате еще полчаса, то станем такими же слезливыми, как люди.
Маленькая процессия направилась к военному магазину: Пан в шапочке Счастливчика шел впереди, за ним следовали два моряка, затем доктор Бедоян и мистер Макмагон. А совсем далеко позади тащилось великое множество агентов безопасности, которым Макмагон повелительным жестом руки дал знак держаться на расстоянии.
Дорогу им пересекла стайка ребят — класс из школы для детей работников базы. Детей, живущих на мысе Канаверал, ничем не удивишь; они взглянули на шимпанзе, возглавлявшего эту небольшую процессию, и пошли своей дорогой. Но затем один из них завопил:
— Эй, да это же шимпанзе, которого показывали по телевизору!
Дети оставили своего учителя и подбежали, размахивая тетрадками и листочками, чтобы получить автографы.
Пан остановил мистера Макмагона, собиравшегося подозвать своих сторожевых псов.
— Я хочу поговорить с ними. — Он поднял розовую ладонь, требуя тишины, надвинул поплотнее шапочку Счастливчика и сказал:
— Дети.
— Эй! Он и вправду говорит. А я думал, что это у них такой трюк в телевизоре, — сказал один из мальчиков.
— Ну вот еще, многие актеры говорят сами.
— По-видимому, произошла какая-то путаница, — сказал Пан. — Я не актер телевидения, а настоящий живой шимпанзе. Вы никогда не сможете стать обезьянами, но жить, как обезьяны, вы еще можете; или, даже если вы сами вырастете людьми, можете воспитать своих детей в обезьяньем духе. Послушайте меня, потому что, вероятно, это единственная возможность в вашей жизни послушать речь, которую произнесет настоящая обезьяна.
Ребята притихли; они привыкли слушать речи школьных учителей, директоров и заезжих политиков.
— Чтобы достигнуть обезьяньего состояния, надо всего лишь подумать, прежде чем что-нибудь сделать, и особенно перед тем, как что-либо создать, — сказал Пан. — Звучит это очень просто, но это как раз то, чего человек не любит делать. Это не в людских привычках — сначала подумать, а потом сделать. Это даже небезопасно — за это могут уволить с работы, а безработные находятся на низшей ступени вашего общества. Дети, думайте. Не создавайте скоростных автомобилей, пока не построите дорог для безопасной езды. Не выращивайте огромного количества пшеницы, прежде чем вам не станет известно, что кто-то в ней нуждается. Не переселяйтесь бесцельно туда, где вам будет слишком жарко или слишком холодно. Живите легче. Это так просто. Будьте немножечко больше похожи на обезьян, дети; этим вы, возможно, не продлите себе жизни, но проживете ее гораздо веселее. Другими словами, не стремитесь к чему-либо, пока вы твердо не будете знать, к чему вы стремитесь.