Нулевой уровень
Шрифт:
Осознание этого подняло бурю негодования внутри, и Мелу стошнило. Еле успела добежать до туалета, который был здесь же за сплошной перегородкой в углу. Опустошив желудок, подошла к крану помыть руки и посмотрела в небольшое, сильно поцарапанное, зеркало. Никогда в жизни она не выглядела настолько плохо: впалые щеки, синие губы и чёрные круги под глазами. Как она могла так измениться за две недели перелёта?
— Наверное, я не переношу гиперпрыжки, — она погладила себя по лицу. — Из-за них у меня пропадает аппетит. А иногда и вовсе тошнит. Но сейчас я здесь! Больше никаких полётов в космосе, только работа! — попыталась взбодриться и улыбнуться. —
После скромного, но вполне сытного ужина, состоялось собрание, где их окончательно распределили по рабочим местам. Мелу направили рядовым химиком в цех по производству инсализитной кислоты, которую использовали на многих пищевых предприятиях галактики.
После распределения по цехам им рассказали, что они могут подписать бумаги, и часть зарплаты будет уходить их родным. Мела с радостью воспользовалась этой возможностью, и отписала на отца восемьдесят процентов своего заработка. Покупать здесь особо было нечего. Она брала только воду в пластиковых бутылках, которая стоила здесь просто бешеных денег. Поговаривали, что на тридцать седьмом этаже есть крыло развлечений, где можно весело провести время, а также потратить лимы, но Мела даже слышать ничего об этом не хотела и тем более знать, чем именно там занимаются. В конце концов она решила, что это просто местная сказка о райском уголке, потому что невозможно понять, где люди могли взять время на развлечения, да и радости особой в них не ощущалось.
Дни потянулись один за другим. Серые, как и всё вокруг. Серые стены, серые комбинезоны, и лица серые и безрадостные. Да и чему тут радоваться? Работа и только работа. Некоторые девушки мечтали попасть наверх, пусть быть для всех, зато ходить по красивым коридорам, где, по слухам, есть ковры и цветы, носить нормальную одежду, которая не натирает тело, пить воду, которая ничем не пахнет и дышать относительно чистым воздухом. Но им никто такого не предлагал. А тем, кому предложили, уже давно сбежали наверх.
Цех, где она теперь работала, представлял из себя огромное помещение, утопающее во тьме. Свет горел только над рабочими местами и немного над проходами, на энергии экономили. Место Мелы было почти в самом начале конвеера. Работа оказалась крайне монотонной: в тару, которая движется по ленте нужно влить строго дозированную дозу кислоты, и так весь день. От кислотных испарений слезились глаза, поэтому приходилось работать в маске с фильтрами, полностью закрывающей лицо. Фильтры, наверное, были старыми, плохо справлялись со своей работой, поэтому через время приходилось снимать маску, пытаясь отдышаться, и заодно вытирать запотевшие стёкла очков. Стройные ряды массивных тар, казалось, не кончатся никогда, и к концу дня у Мелы рябило в глазах, плюс к этому тошнило от запаха кислоты. Постоянно вспоминались слова деры Фиори и становилось страшно. Неужели такие условия через год или два могут сломить волю настолько, что женщина соглашается на подобные вещи?
— А что случается с теми, кто пошёл наверх? — спросила как-то Мела у одной из женщин, работающих неподалёку от неё. — Если они надоедают?
— Возвращают назад, — пожала та плечами, монотонно выполняя свою работу. — Я давно работаю, нулёвка, как и почти все здесь, наверх не взяли, фигурой и лицом не приглянулась, так вот, знаю, что всегда кого-то забирают из новой партии, а старых возвращают назад, ну или срок их контракта заканчивается.
— Но почему, — возмутилась девушка, — никого не волнует то безобразие, что здесь творится?
— Ты слишком глупая, — улыбнулась женщина, и её морщины слегка разгладились. — Недаром дера Рауша Фиори сделала мужикам внушение, чтоб тебя не трогали. Сказала, что мала ты ещё слишком. Велела дождаться, пока чуть подрастёшь. А насчёт этого… Какое безобразие? Продажных женщин и в большом мире полно, а здесь это единственный способ улучшить свою жизнь. Всё делается по согласию, силком никого не тянут. А мужики здесь работают одинокие, в основном. Что ж им прикажешь делать? Мы нулевые, нам нечего мечтать о большой любви! Мы никогда не подарим миру новую жизнь, а значит никому не нужны!
— Нет! — Мела от возмущения только открывала и закрывала рот. — Как же так? Ну и что если нулевой? Я ведь человек! — Мела уже плакала, но пожилая женщина слегка приобняла её, приговаривая:— Глупая ты ещё, жизнью не битая.
— Тогда я не хочу становиться умной, — шепнула она, отворачиваясь от женщины и возвращаясь к работе. — Хочу вечно быть глупой и верить в хорошее.
Мела поняла, что сейчас задача номер один для неё — не раскисать! Не хандрить! Она просыпалась утром, делала короткую зарядку, шла на завтрак, потом в грузовой лифт и в свой цех на двадцать второй уровень. Там её ждала простая монотонная работа с опасной в большой концентрации кислотой. Следом обед, где нужно съесть всё, даже если не хочется. Снова работа, круг прервать невозможно.
Вечером, выходя из цеха, женщины раздевались полностью, на ходу снимая одежду и бросая её под ноги, потом всё это соберут и постирают прачки. Дальше на ходу набирали мыло из дозаторов и шли вереницей под длинную душевую систему. Нужно было успеть вымыть тело и голову до того, как ты вышла из потока.
Сначала Мела не успевала вот так на ходу помыться, приходилось надевать чистую одежду на мыльное тело и пытаться смыть всё с себя уже в своей комнате. Про волосы и говорить нечего. Но постепенно она втянулась. Нужно просто делать всё быстро и не набирать много мыла, так легче смыть.
Выходных как таковых не давали, вместо них было два дня в неделю, когда все работали только до обеда, а дальше — свободное время. В такие дни она звонила отцу и братишке, и они подолгу разговаривали по видеосвязи.
Так прошло около двух месяцев, а потом, в один из обычных дней, Мела дошла до рабочего места и почувствовала, что сознание погружается в темноту, а она будто летит в пропасть.
6.
Сначала появились звуки: какое-то шуршание, писк аппаратуры, шаги. Тело ощущалось огромным и неподвижным. Что произошло? Помнится, вроде всё было как обычно, собиралась работать, а дальше — ничего, пустота. Невдалеке что-то особенно громко пискнуло, пслышались быстрые шаги — кто-то вышел из комнаты.
Мела открыла глаза: это точно больничная палата, белая, чистая и воздух свежий. Она точно на Фесиде? Тут открылась дверь, и в комнату вошёл высокий молодой мужчина с большими широко посаженными глазами. Увидев, что девушка смотрит на него, он немного улыбнулся, сверкнув крупными зубами:— Хорошо, что вы очнулись сами, без медицинского вмешательства. Я врач, зовут меня Тинк Онкли.
Мела задумчиво кивнула и попыталась принять сидячее положение. Дер Онкли, взяв пульт от кровати, помог найти удобное положение и сел рядом на стул, доставая из кармана планшет.