Нульт

Аникин Константин Игоревич

– «Радиохэд» любишь? – Пипетка, присев на корточки, перебирал конверты пластинок.

– Из новых групп мне эта больше всего понравилась, – кивнул Пауков.

– Разве это новая группа? – удивился Пипетка, смотря на Паукова снизу вверх. – Мне уже кажется, что «Радиохэд» были всегда. И будут всегда.

Пауков слегка смутился – первая эмоция, которую Зиро смог явственно прочитать на его непроницаемом лице.

– Ну, понимаете… Я, конечно, слышал о них. Но я специализируюсь по другому временному периоду. Где-то от начала шестидесятых до середины восьмидесятых. Иногда

знаете, как со специалистами бывает… Трудно заставить себя слушать что-то новое. А сегодня вот поставил… И очень понравилось. В общем, да, это мое упущение.

– Ладно, – снисходительно сказал Пип. – Лучше поздно, чем никогда. Я тебе даже немного завидую. Открыть «Радиохэд» с начала до конца… Это же счастье. Мне поздний больше нравится.

– А мне ранний, – сказала Инфинити.

– А мне весь, – сказал Зиро.

– Том Йорк гений, что тут скажешь, – подытожил Пипетка.

– Да, – кивнул Пауков. – Очень может быть. Поразительной красоты голос. «Radiohead» это из Дэвида Бирна цитата? – он произносил английские слова с советским акцентом.

– Точно.

Закончилась «I might be wrong», началась «Knives out».

– Эта композиция совершенно меня завораживает, – сказал Пауков, откинувшись на спинку дивана. – В ней просто… бездна какая-то.

– Да ты что! «Knives out» это референсный трек! Я по нему всегда систему калибрую, – сказал Пипетка.

– «Knives out» это «ножи наружу», да? – Пауков явно распознал в Пипетке родственную душу и заметно оттаял.

– Вроде того.

– Хорошая песня.

– Soooo kniiives oooout, сaaaaatch the moooouse… – надрывался Том Йорк, и было слышно, как в его уникальном горле дрожит каждая жилочка.

– И запись просто превосходная … – Пауков закинул ногу на ногу. – Хотя, конечно, все эти… – слегка сморщившись, он указал дымящейся сигаретой на стойку с аппаратурой фирмы «Марк Левинсон», – транзисторы… Слишком ими увлеклись, я считаю. Детальность, конечно, превосходная, все очень чистенько, но звук какой-то… – он пошевелил пальцами, подбирая определение, – холодный. Слишком сухой, на мой вкус.

– Транзисторы, ёпт, – сказал Пипетка. – В транзисторном звуке нет души. Только лампы, чувак! Лампы и винил!

Пауков улыбнулся. Зубы у него были плохие.

– Да. Лампы и винил. Абсолютно с вами согласен.

Терки на эту тему, как знал Зиро из общения с аудиофилами, могли длиться бесконечно. Мир может катиться в ад, а они будут стоять на краю пропасти и спорить, что душевнее играет.

– Значит, ты тут один? – перевел он тему.

– Кажется, да.

– И никого из персонала не видел?

– Нет.

– Ладно, – Зиро повернулся к своим: – Пойдем все же последний этаж осмотрим, на всякий случай.

Они развернулись к выходу. Пауков встал.

– Я очень рад, что вас встретил, – сказал он, кривовато улыбаясь. – Я думал, я один тут не сплю. – Его взгляд бегал по их лицам, но постоянно, как металлическая крошка к магниту, возвращался к Инфинити. Ну и не удивительно, подумал Зиро. Там есть на что посмотреть.

Инфинити, скрестив руки на груди, хмуро смотрела на Паукова.

– Не люблю я таких, – сказала она,

когда они вышли. – Всех этих тонких ценителей звучания. Гуща, блин, болотная. Вырядился, понимаешь, точь-в-точь как в последнем GQ. Сел, такой, слушает. Кругом черт знает что, а он жрет себе и пластиночки крутит. И вид такой, будто ему плевать на все. Он даже, наверное, рад, что наконец-то никто не отрывает. Ну скажите, каким надо быть упертым, чтобы «Радиохэд» не слушать? Одна эта смурь старинная в голове… Да их же на самом деле музыка не интересует! Они не музыку слушают, а аппаратуру свою! Спрятались от жизни за своими колонками, неудачники… И пялится еще! – она гневно фыркнула и передернула плечами.

– Ну, чего ты злая такая? – сказал Пипетка. – Ну, неудачники. Ну, социопаты. Ну и что? Они же совершенно безобидные неудачники и социопаты. Мухи не обидят. Сидят себе тихонько, музыку слушают. Кому от этого плохо? Если не трогать их аудиофилию, все они милые люди. Да нормальный мужик! Чего-то я, правда, не помню его в тусовке на Тракторной… Но мало ли. Главное, он не спит.

– И что? Я теперь любого, кто не спит, любить должна?

Пипетка ничего не ответил, только покачал головой.

– Что-то с ним не так, – задумчиво проговорил Казимир. – Не могу понять что.

Зиро казалось, что еще чуть-чуть, он упадет и заснет прямо на полу.

На последнем этаже располагались пара кинозалов и несколько кафешек. Они заглянули во все двери, покричали, приманивая возможных зомби. Никого. Кроме них и Паукова, в молле никого не было. И слава богу, подумал Зиро.

– Все, – сказал он. – К черту. Привал. – Он отцепил Меч от ремня и буквально рухнул на один из диванов, что стояли вдоль стены за билетными кассами.

Снял обувь и вытянулся. Закрыл глаза.

– Боже, как страшно спать, – проговорил он. Некоторое время он лежал в абсолютной темноте, потом, внезапно из тьмы, как на только что отснятой поляроидной фотографии, проступила картинка из детства. Мамины руки плели косички из проводов. Она тогда брала подработку на ВЗКА, делала проводную проводку для приборов, 15 копеек штука. У мамы на коленях лежала дощечка с гвоздиками, маршрутная карта, повторяющая путь проводов внутри какого-то, наверняка военного, аппарата. Мама ловко, как автомат, мотала провода по гвоздикам, периодически смазывая их о большой кусок желтого, как Пакман, воска. Потом сшивала разноцветные косички толстой кривой иглой с черной ниткой. Эта сцена стояла перед глазами у Зиро всего лишь мгновение, потом он провалился в бездонную угольную черноту.

* * *

Его разбудил шум и запах кофе. Он открыл глаза и некоторое время соображал, где он, что он. Сознание подгрузило данные.

– Оооо… – горестно простонал Зиро, закрыв глаза ладонью.

Прекрасный новый день. Лучше бы не просыпался.

– Привет, чувак, – услышал он голос друга.

Зиро сел, потер глаза.

– При…вет.

Все уже встали. Пипетка с Казимиром сидели за столиком кафе. Инфинити, с кухонным ножом в руках, хлопотала за стойкой. Рядом с ней стояло несколько корзинок с продуктами. Шумела кофеварка.