Нульт
Шрифт:
– Вайзман, давление, – сказал Зиро.
Вайзман, не обращая внимания, продолжал играть, резко дергая джойстиком.
Он прошел еще три уровня.
Гудение компьютера стало нездоровым, давление в компрессоре добралось до половины красного. Стены мелко завибрировали.
– Вайзман, давление запредельное! – воскликнул Зиро. – Выруби комп! – Он попытался оттянуть Вайзмана от аркады.
Вайзман резко передернул плечами, сбрасывая руку Зиро.
– Я должен пройти его! – не оборачиваясь, произнес он таким тоном, что Зиро отступил на шаг. Индикатор давления уперся в конец шкалы. На системном мониторе мигали красные сообщения: «Внимание! Критическая перегрузка! Срочно остановите систему!» Гул компьютера перешел в неприятный низкий визг, жесткие диски трещали, как рассерженная стая сорок.
Вайзман
Дом затрясся. Зиро схватил Инфинити за руку, и они бросились вон, скатились с крыльца, и тут внутри прогремел взрыв. После секундной паузы Зиро побежал обратно.
Мониторы погасли, там, где прежде стоял автомат Пакмана, зияла черная дыра, внутри ее искрили оборванные кабели. Пол засыпало мелкими осколками печатных плат, из взорвавшегося компрессора вытекла лужа жидкого азота, быстро истончавшаяся белесым паром. В воздухе, как хлопья сажи, медленно дрейфовали мелкие клочки пленки.
Вайзман лежал на полу весь в крови. Ему оторвало правую руку выше локтя, а в груди торчал острый осколок взорвавшегося баллона с азотом.
– Вайзман! – Зиро подбежал к нему.
Глаза Вайзмана заволокло белой пеленой, он дрожал всем телом.
– Иди по красным вешкам, – просипел он. – Они к Игле… Красные… к Игле…
– Да, да, – закивал Зиро.
Вайзман закрыл глаза и улыбнулся тихой, смиренной улыбкой. Черные снежинки падали на его лицо.
– Наконец-то я узнаю, что там, – прошептал он.
И он умер, улыбаясь.
024: Болотный романс
Путь к антенному острову Вайзман пометил красным мазками на стволах деревьев. Помня его заветы, Зиро и Инфинити шли через болото, взявшись за руки, и говорили. Говорил, правда, в основном Зиро. Он говорил, что не очень понимает, как в этом унылом болоте выросла такая… лилия. Бывают же чудеса. Еще он говорил, что раньше думал, что с первого взгляда влюбляются только идиоты. Он, короче, ошибался. Он говорил, что когда смотрит на Инфинити, мир отдаляется, а время как-то сжимается. Это нормально? Еще он говорил, что ему кажется, что она ему снилась, что у него этакое сонное дежавю. Деталей он, правда, не помнит. Инфинити его не перебивала, она рассеянно улыбалась, смотря при этом куда-то вбок и вверх. Зиро же говорил все быстрее и образнее. Что если каждому мужчине и женщине в некоей небесной картотеке соответствует своя перфокарта с данными, то он получил совпадение дырочка к дырочке. То есть, иными словами, ее психосоматический образ зашифрован в его спиралях ДНК. Что ему кажется, что ее глаза – это двери в параллельную вселенную, и что если ему суждено скоро умереть, то единственное, о чем он пожалеет в свой последний миг, – все эти прекрасные тайны так и останутся неразгаданными.
Болото притихло. Нечем ему было крыть. Да и не такое уж оно оказалось мрачное, это болото, особенно когда солнце проглядывает сквозь облака и трава блестит росой. Зиро только сейчас обратил внимание на то, как много на болоте растет цветов. Как здорово поют птицы. Даже лягушки его не раздражали. Для множества живых тварей болото дом родной, и если человеку в болоте неуютно, это еще не значит, что болота не нужны. Это значит, что человек там не нужен – этой мыслью он поделился с Инфинити. Знаешь, после паузы продолжил он, я понял. Любовь всегда между строк. Она за словами. В промежутках между ними. В паузах. В многоточиях. В междометиях. В пробелах. А слова… Слова – это клетки, в которых умирают чувства. Едва сорвавшись с языка, кажется, что они не звучат как должно.
«Ой», – сказала Инфинити. – «Я что-то не то сказал?» – обеспокоенно спросил Зиро. Инфинити сказала, что нет-нет, все в порядке и с его словами, и с пробелами между ними, просто ей что-то попало в глаз. Она усиленно хлопала ресницами, и по хлопанью ресницами у нее был черный пояс. Когда Зиро наклонился к ее лицу, простодушно пытаясь разглядеть, что же там у нее такое в глазу, Инфинити встала на цыпочки и впилась ему в губы с такой силой, будто хотела высосать все его внутренности. Ее рука безошибочно нашла нужное в недрах армейских камуфлированных штанов, которые одолжил Зиро Вайзман, а Зиро пытался освободить ее грудь
025. Национальный проект
– Какая она все-таки уродливая, – сказала Инфинити.
Она была права. Иглу трудно было назвать красивой. Величественной, да. Монументальной. Мрачной. Пугающей, нелепой – что угодно, только не красивой. У архитекторов, ее спроектировавших, на уме были только две вещи – устойчивость и функциональность. В результате у них получился этот архитектурный бастард, который они лицезрели сейчас во всей его спорной красе: дикая помесь ацтекских пирамид, шумерских зиккуратов и советского конструктивизма. Игла опиралась на ступенчатое пирамидальное основание, высотой этажей этак в двадцать. Вершина пирамиды аккуратно срезана, из нее выходила круглая башня, смахивающая вблизи на рыбью кость, из-за того, что она состояла из круглых колец, насаженных на ось через равные промежутки. (Такая форма, в виде радиатора, увеличивала площадь приема – Игла впитывала волны каждым сантиметром поверхности.) Венчала композицию главная антенна, блестящий штык, обросший антенными придатками, по высоте равный половине всего сооружения под ним.
Они остановились передохнуть в тени одного из циклопических датахранилищ. Зиро каким-то шестым чувством ощущал, как сотни тысяч тонн пленки, вся эта огромная масса данных в нем, давит на него, прибивает к земле. Весь этот чертов город превратился в гигантский носитель данных, думал он. Сколько лет мы жрали информацию, вешали ее на весах, как картошку, совершенно потеряв чувство меры, и теперь она стала жрать нас в ответ ненасытной пакмановской пастью. Может, как раз в этом датахране в результате экспериментов Вайзмана и родился Пакман? Произошедшее в его доме, его рассказ до сих пор не укладывались в голове у Зиро. Новая форма жизни. Ожившая информация. Живой Пакман. Почему он убил своего создателя? Чего он хочет? Что у него на уме? Зиро смотрел на Иглу. Вайзман сказал, что он узнает ответ. Если он прав, он узнает его в Игле.
Серая башня, вызов гравитации, вызов здравому смыслу, пронзала облака, она подавляла гигантскими размерами, и трудно было поверить, что она дело рук человеческих, настолько она выглядела чужеродной, не от мира сего. Игла стояла в центре огромной паутины, высоченные ажурные опоры со всех сторон подводили к ней провода: туда энергию, оттуда информацию, и сознание расшифровывало их вибрацию как низкий ровный гул.
Зиро смотрел на Иглу, и в его взгляде не было радости. Визиты в Иглу вообще редко радовали; все это, как правило, было связано с хождениями «по инстанциям»: документы, справки, отчеты, налоги – как визит к стоматологу: хочешь не хочешь, а никуда не денешься. Тем не менее, Игла кормила. Игла защищала. Но теперь Зиро кожей ощущал исходящие от нее волны враждебности. Плохие предчувствия терзали его душу.
Посты охраны были брошены. Они пока никого не видели на антенном острове. Никого из около тридцати тысяч человек, обслуживавших этот информационный конгломерат – лишь камеры наружного наблюдения с детекторами движения провожали их взглядами блестящих стеклянных зрачков.
– Ладно, детка, – сказал Зиро и поднялся на ноги. – Остался последний рывок.
Большая автомобильная стоянка у подножия Иглы была почти пуста.
Они поднялись по лестнице к ее арочному входу. Автоматические двери приветливо разошлись в стороны, приглашая войти.