Нурсолтан
Шрифт:
Нурсолтан опустилась в канапе, лихорадочно обдумывая, как ей попасть в дом к Шахназ. Она могла послать письмо со служанкой, но Шахназ была не любительницей писать, а передать на словах с чужим человеком свои тревоги едва ли возможно. Нурсолтан уже не сомневалась в том, что у Шахназ что-то случилось, и даже почувствовала прилив сил, призывающий её к действию. Подобное случалось всегда, когда она чувствовала приближение опасности.
Такое же было совсем недавно, когда у мужа, солтана Халиля, случился приступ болезни, не посещавшей его долгие годы. В ту ночь от сильного чувства тревоги Нурсолтан никак не могла заснуть, и потому не растерялась при виде бьющегося в судорогах супруга. В час испытания, ниспосланного ей Аллахом, она кинулась через весь дворец босой к престарелому табибу. А когда целитель занялся
– Я знал, что не ошибся в тебе, доченька, и благодарен тебе за это.
Ей хотелось сказать старому хану, что жизнь Халиля так же дорога ей, как и ему, что её не за что благодарить. Но губы тряслись от холода, и она ничего не смогла вымолвить. Тогда хан приказал принести горячего травяного отвара для неё и с заботливостью отца заставил прилечь Нурсолтан на ложе под тёплые стёганые покрывала.
Воспоминания о недавнем происшествии укрепили Нурсолтан в мысли, что ей необходимо попасть к Шахназ. Но как это можно сделать? Открылись резные створки дверей, и вошёл Халиль, лицо молодого солтана сияло:
– Нурсолтан, ты только взгляни! Сегодня мы с отцом чертили план нового медресе. Отец обещал, что я буду лично руководить строительством.
Солтан разложил на столике чертежи и рисунки.
– Да, это очень интересно, – рассеянно ответила Нурсолтан.
В любое другое время она бы с увлечением принялась обсуждать проект нового медресе, но только не сейчас. Не сейчас, когда её сердце снедала тревога!
– Что с тобой, родная?
Она перевела дух. Как всегда, чуткое сердце Халиля уловило её настроение, и она рассказала ему о своей тревоге.
– Но почему ты так уверена, что с Шахназ случилось что-то? Наверняка, тебе первой бы сообщили о несчастье, – выслушав её сумбурную, взволнованную речь, произнёс Халиль.
– Поймите, мой господин, может быть, не случилось ничего страшного, обычные женские страхи! Но я должна узнать об этом от самой Шахназ или я просто не смогу заснуть.
– Ну хорошо, Нурсолтан! Чтобы освободить твоё сердце от забот, я пошлю с тобой личную охрану и напишу письмо брату, в котором извещу его о твоём визите.
– О Халиль, благодарю вас!
Она в неосознанном порыве склонилась и быстро поцеловала его руки, приведя солтана в замешательство неожиданной своей лаской. И в тот же миг бросилась к дверям приказать служанкам подать одежды.
На улицах столицы ханства стояла глубокая зима. От крепкого мороза и у лошадей, и у людей струились клубы пара из ноздрей. Главный ханский конюший тихонько ворчал на нерасторопных рабов, собравшихся возле кошёвы, которую закладывали для молодой жены наследника. Нурсолтан появилась на крыльце в окружении служанок и охраны, которую ей дал муж. Устроившись в полутёмных недрах кошёвы, она запахнулась в обшитую соболями шубу и с нетерпением поинтересовалась, как скоро возок тронется в путь. Но словно все сговорились сегодня против неё: что-то случилось с упряжью, и Нурсолтан потеряла ещё несколько мгновений, ставших роковыми в судьбе её сестры.
Шахназ все эти полгода, с тех пор, как оказалась в столице Казанского ханства, чувствовала себя вершиной горы, сложенной из сладкой халвы почитания, лести, наслаждений и благоденствия. Густонаселённая Казань с её богатыми, зажиточными домами, обширными слободами, великолепными базарами сразу покорила её жадную до разнообразия, деятельную натуру. Большой дом мужа, солтана Ибрагима, своими постройками напоминал ей ханский дворец в миниатюре. И даже сад, раскинувшийся за домом, был так похож на ханский, только гораздо меньших размеров. Дом звался Кичи-Сарай [27] , и в нём Шахназ очень быстро стала ощущать себя хозяйкой. Стычки с властолюбивой и резкой Фатимой-солтан, старшей женой Ибрагима, лишь привносили необходимое разнообразие и остроту в её повседневную жизнь. Слуги в доме слушались и боялись её. А муж был ласков и покорен, как укрощённый тигр, мурлыкавший у ног. Получая от солтана Ибрагима дорогие подарки и любезные знаки внимания, Шахназ сразу уверилась в сильной и горячей любви своего мужа. А затем быстро остыла в чувствах к супругу. Её всегда интересовало только то, что невозможно было получить, как это было в далёких Ногаях, когда она страдала от любви к синеглазому брату Нурсолтан – мурзе Хусаину. Образ мужчины, которого она так и не увидела у своих ног, стал посещать молодую женщину всё чаще. Она ощущала необычайное томление в своей душе, словно стояла на пороге большого неизведанного чувства. Она томилась и ждала, когда же произойдёт то, что предчувствовало её сердце. И это случилось.
27
Кичи-Сарай – дословно Малый дворец.
В один из осенних дней она пожелала прогуляться по саду. Гуляла Шахназ всегда в одиночестве: глупые служанки и евнухи с тонкими, визгливыми голосами, своими разговорами раздражали её, а соперница Фатима-солтан никогда не появлялась там, где находилась вздорная младшая жена. В этот день Шахназ надела на себя лучшие драгоценности, словно желала ослепить весь мир своей красотой. Дочь Тимера, крутясь перед большим зеркалом в украшенной затейливой серебряной чеканкой раме, наслаждалась своим образом. У кого ещё так могли блестеть раскосые глаза? И чьи ещё полные, чувственные губы можно было сравнить со сладкой вишней? Оправив богато расшитый бархатный казакин и полюбовавшись цветными переливами на шароварах из исфаханского атласа, Шахназ позволила прислужницам накинуть на плечи шубу, подбитую серебряной парчой и отороченную светлым мехом. Решив, что теперь она выглядит неотразимо, молодая женщина направилась в сад.
Она никогда не глядела по сторонам, с достоинством вышагивая мимо застывших в немом молчании стражников. Но в этот раз у входа в сад остановилась. Молодой стражник, стоявший с алебардой у ворот, показался ей очень похожим на Хусаина. Она даже ухватилась за сердце, чувствуя, как перехватило дух. Безумная мысль промелькнула в её очаровательной головке: «Может быть, Хусаин, воспылав ко мне страстью, тайно прибыл в Казань и пробрался под видом стражника в мой дом?» Такое часто случалось в прочитанных ею книгах, и Шахназ даже на миг не задумалась о невозможности своих мечтаний. Под впечатлением романтических видений, она шагнула к стражнику, откидывая в сторону яркое покрывало. Ещё мгновение, и она увидела – это не Хусаин, но мужчина, стоявший перед ней, был ослепительно хорош, и в восхищении глядел на неё незабываемыми синими глазами…
Эта встреча у ворот перевернула всю жизнь Шахназ. Чувство детской влюблённости к Хусаину теперь вдруг переросло в нечто огромное, страстное, смывающее мощной волной все доводы разума. Поначалу она не хотела признаваться даже самой себе, что влюбилась в стражника, охранявшего сад её мужа, но время шло, и она убеждалась в неотвратимости своего чувства. Шахназ пыталась запретить себе бывать в саду. Осенние дожди, которыми разразилось хмурое свинцовое небо, помогли ей в этом намерении. Но вскоре пришла зима, укрыв дорожки сада и деревья пушистым белым ковром, и Шахназ снова начала свои прогулки, бродила в тихом снежном безмолвии и тайно ожидала очередной встречи. Она знала все дни, в какие покоривший её сердце стражник дежурил у садовых ворот. Она не пропускала ни один из них и возвращалась в свои покои каждый раз безмерно счастливая. Если вздыхала она, то вздох вырывался и из его груди. Они делились безмолвными взглядами, но сколько было сказано одними глазами! Завораживающая, опасная игра, которая заманивала их в омут безрассудств.
В роковой для них день Шахназ впервые решилась заговорить с ним, а мужчина только и ждал её слов. Словно иссохшая земля, она жадно впитывала в себя восхитительные слова любви, тая под взглядом сверкающих страстным огнём синих глаз.
– Прекрасная госпожа, я ваш раб и невольник, ваш слуга. Если я чёрная ночь, то вы – золотая луна, если я – белый день, вы – моё ослепительное солнце! Видел ли мир женщину прекрасней вас? Моё сердце не бьётся, если я не вижу вас, а глаза покрывает покрывало скорби. Вы – пир для моего взора, ваш голос – мёд для моего слуха…