Нужные вещи
Шрифт:
«Ах, какой хороший парень, — приговаривал Хью. — Хороший, хороший».
Перестав почесывать Налетчика. Хью достал из грудного кармана листок бумаги. На нем ученически неровным почерком был написан текст, который продиктовал лисий хвост. Едва проснувшись утром, даже не одевшись, Хью сразу записал его, присев к кухонному столу, чтобы не забыть ни слова.
«Никому не дозволено пакостить мои чистые простыни. Я предупреждала, что тебе это так не пройдет!»
Вытянув из одного из широких пазов ножа штопор, Хью насадил на него записку. Затем, перевернув нож, он зажал его в кулаке так, что штопор торчал между указательным
«Симпатяга, — ласково произнес он, продолжая почесывать грудь Налетчика. — Хорошая псина. — Теперь уже обе лапки вытянулись вверх и болтались в воздухе, подставляя ласке все возможные места. Налетчик был похож на собаку, крутящую педали невидимого велосипеда. — Хороший, хороший, — продолжал приговаривать Хью. — А знаешь что у меня есть? У меня есть лисий хвост! Да, лисий хвост!»
Хью направил острие штопора с насаженной на него запиской в белый треугольник на груди Налетчика.
«И знаешь, что я тебе скажу? Я хочу, чтобы этот хвост был моим!»
Он резко, с силой опустил правую руку. Левая, почесывавшая Налетчика, теперь прижала его к полу и крепко держала, пока штопор трижды прокрутился в собачьей груди. Кровь теплым фонтаном вырвалась наружу и залила обе руки Хью. Налетчик конвульсивно дернулся и затих. Больше никто и никогда не услышит его короткое дружелюбное тяфканье, никому не причинявшее вреда.
Хью поднялся, прислушиваясь к громкому стуку собственного сердца. Ему вдруг стало не по себе от того, что он сделал, совсем плохо. Дурочка Нетти или нет, но она была совсем одинока в этом мире, а он уничтожил единственное существо, скрашивавшее это одиночество, вероятно, единственного Друга.
Он вытер окровавленные руки о рубашку. На темной шерстяной ткани кровь была почти не видна. Хью не в силах был отвести взгляд от собаки. Он сделал это. Да, он это сделал, знал, что сделал но не мог поверить. Как будто действовал под гипнозом.
Внутренний голос, тот самый, который время от времени беседовал с ним насчет собраний А. А., внезапно заговорил вновь. «Да, — говорил он, — сейчас ты не веришь, но пройдет время и поверишь, помяни мое слово. И не вешай лапшу на уши, будто был под гипнозом. Дудки, ты знал, что делаешь». И зачем.
Состояние паники охватило Хью. Надо выбираться отсюда. Он пошел к выходу, с трудом переставляя ноги, и вскрикнул, ударившись о запертую дверь. Словно слепой, он нащупывал, дверную ручку и наконец отыскал ее. Открыв дверь, он вышел из дома дурочки Нетти. Остановился на крыльце и диким взором обвел пространство вокруг себя, ожидая увидеть полгорода, сбежавшегося, чтобы просверлить своим осуждением Хью насквозь, как он сам только что просверлил грудь несчастной собаки. Но на улице никого не было, только мальчик проехал мимо на велосипеде. Из корзинки на багажнике велосипеда торчала большая туристическая сумка-холодильник. Мальчик скользнул по Хью равнодушным взглядом и поехал своей дорогой. А когда он исчез из виду, тишину нарушал только звон колоколов, доносившийся теперь уже из Методистской церкви.
Хью пошел по дорожке, ведущей от дома, и все время уговаривал себя не бежать, но шаг сам по себе переходил в рысь по мере приближения к оранжевому грузовичку. Он рывком распахнул дверь, забрался на
Грузовик, наконец, завелся с натужным ревом и выхлопом голубого дыма. Нога Хью соскользнула с педали. Грузовик сделал два прыжка от обочины и застрял. Тяжело, со свистом, дыша открытым ртом, Хью снова завел машину и уехал.
К тому времени, когда он подъехал к стоянке, по-прежнему пустынной, словно лунные горы, и пересел в свой старый «бьюик», он начисто забыл о Налетчике и том ужасном деле, которое натворил с помощью штопора. Теперь ему надо было обдумать другое, гораздо более важное обстоятельство. Пока он ехал к стоянке, в душу закралась совершенно необоснованная, но твердая уверенность в том, что в его отсутствие в его собственном доме тоже побывал некто непрошенный. Побывал и украл лисий хвост.
Хью мчался домой со скоростью никак не меньшей шестидесяти миль в час и остановился, как вкопанный, дюймах в четырех от своего ветхого, расшатанного крыльца, заскрежетав гравием, вылетевшим брызгами из-под колес, и подняв столб пыли. Выскочив из машины, он помчался к двери, перепрыгивая через две ступени. Ворвался, в несколько прыжков добрался до шкафа, распахнул настежь дверцу и, поднявшись на цыпочки, стал шарить дрожащей от нетерпения рукой по верхней полке.
Ощутив под пальцами лишь шершавую деревянную поверхность, он издал полуистерический то ли крик, то ли всхлип. Но тут пальцы полезли глубже и утонули в пушистом, шелково-шерстяном чуде, и по душе сразу разлились покой и умиротворение. Это было. как глоток воды жаждущему, как кусок хлеба голодному, как хинин больному малярией. Тяжелый барабанный бой в груди постепенно стихал. Вытащив лисий хвост из тайного убежища, Хью присел к кухонному столу, разложил сокровище на коленях и принялся его поглаживать обеими руками. Так он просидел не менее трех часов.
Мальчик, которого Хью видел, но не узнал, тот, что проехал мимо на велосипеде, был Брайан Раск. Брайану тоже этой ночью приснился сон, и у него была своя причина выйти из дома с самого утра.
Во сне он ожидал начала седьмой игры Чемпионата Мира — того древнего чемпионата эпохи Элвиса, апофеоза бейсбола: Проныры против Янки. Сэнди Куфэкс играл в защите у Проныр. В промежутках между бросками он разговаривал с Брайаном Раском, стоявшим рядом. Сэнди Куфэкс объяснял то, что Брайан должен сделать. Расставлял все точки над i. Никаких проблем.
И все же проблема оставалась и состояла в том, что Брайан не желал делать того, о чем говорил Сэнди.
Он чувствовал себя полным идиотом, споря с таким асом бейсбола как Сэнди Куфэкс, и все же спорил.
«Вы не понимаете, мистер Куфэкс, — говорил он. — Я должен был сыграть шутку с Вильмой Ержик, и я ее сыграл».
«Ну и что? — спрашивал Сэнди. — На что ты намекаешь, парень?»
«На то, что дело сделано. Я расплатился. Восемьдесят пять центов и один розыгрыш».
«Ты уверен, парень? Уверен, что только один розыгрыш? Разве он произносил такую фразу — всего один розыгрыш?»