Нянечка для соседей
Шрифт:
Ребята пытаются помочь. Джек приносит мне салфетки и воду. Сайрус устраивается на диване рядом со мной и обнимает, склонив голову на мое плечо. Себастьян забирает у меня Ками и ходит с ней трусцой, пока она не успокаивается. Его лицо напоминает маску.
В конце концов, мне удается взять себя в руки и заговорить. Захлебываясь рыданиями, я рассказываю им, что сказал доктор, и наблюдаю, как бледнеют их лица.
— О, Боже, Бет, — бормочет Джек, прижимаясь губами к моим волосам. — Черт. Мне очень, очень жаль.
Сайрус кажется убитым горем. Он ничего не говорит, просто кладет
— Просто… — судорожно вздыхаю я. — Это оказалось очень тяжело. А теперь я принимаю гормональные таблетки, и кажется, от них у меня едет крыша. И мне кажется, что я потеряла… все. Целое будущее, которое я построила для себя в своей голове. Я больше не знаю, куда мне двигаться дальше. — Я прикусываю губу, глядя на Ками. Она смотрит на меня и хмурится, ее маленькие розовые губы сжаты, она прижимается к шее отца. Боль эхом отдается во мне. Мне нравится работать няней, но я не знаю, смогу ли я заниматься этим дальше. Наверное, эта работа медленно убьет меня изнутри: заботиться обо всех этих детях, но быть для них только наемным работником. От этой мысли у меня внутри все клокочет.
Себастьян долго молчит.
— Мы разговаривали с матерью Ками, — говорит он, в конце концов.
Меня пронзает шок. Я смотрю на него.
— Когда?
— Когда мы были в Америке. — Его лицо холодное и непроницаемое. — Она вышла из реабилитационного центра. Мы все общались с ней по скайпу. Вместе с Ками.
Если он хотел, чтобы я перестала плакать, то это определенно сработало. В основном потому, что я больше не могу дышать. Я сглатываю. Мои пальцы сжимаются в кулаки по бокам.
— Нет, — шепчу я. — Нет, нет.
Он не отвечает. Ками смотрит между нами, ее глаза расширены, затем прижимается к груди отца. Мое сердце разрывается. Он собирается бросить ее. Он собирается вернуть ее.
— Нет, — повторяю я. — Ты не можешь.
— Бет… — начал Джек.
— Ты отказываешься от нее? — уже кричу я. — Как ты можешь?!
Себастьян поднимает бровь, как будто я единственная, кто ведет себя неразумно. А не он, человек, который буквально бросает своего ребенка с женщиной, которая оставила ее на пороге, словно гребаную корзину для белья.
— Мы не отказываемся от нее… — начал он.
— Ох, замолчи. Конечно, отказываетесь. Дай угадаю, ты собираешься навещать ее по выходным. Потом такие встречи станут раз в две недели, потом раз в месяц, потом раз в год, и через несколько лет единственным контактом с ней будет открытка на день рождения, когда ты вспомнишь, что она существует. Я знаю, как это работает, Себ, я видела это снова, и снова, и снова…
— Мы. Не. Отказываемся. От. Нее, — повторяет он, медленно произнося каждое слово. — Мы должны были поговорить с Анишей. Она чиста. Ей становится лучше. И, нравится нам это или нет, но
— Она не заслуживает этого! Простите, но бросить своего ребенка на пороге чужого дома — не самое подходящее доказательство заботы о ребенке! — Я качаю головой. — Ками могла умереть! На улице было холодно! Какого черта вы снова подпустили к ней эту женщину? Как вы можете так поступать со своей дочерью? — Я смотрю на остальных мужчин, мои глаза пылают. — И это все? Ты едешь в командировку, получаешь потрясающее предложение и вдруг готов бросить всю свою семью, потому что считаешь, что твоя чертова игровая компания важнее?
Себ делает шаг вперед.
— Мы от нее не откажемся! — рявкает он. — Сколько раз я должен это повторить? — Его щеки покраснели от гнева. — Ради Бога, что, черт возьми, я сделал такого, чтобы ты думала, что я могу так просто отказаться от своей дочери?!
— Ты говорил о том, чтобы отдать ее в детский дом!
— Что? — говорит Сайрус.
Лицо Себа наливается гневом.
— Это было раньше. До того, как ты сказала мне, что все это дерьмо в моей голове — неправда, и я могу быть ей хорошим отцом. — Его челюсть сжимается. Он тяжело дышит. — Ты сказала, что я смогу это сделать. Ты была уверена на сто процентов.
— Я и сейчас уверена. Ты отличный отец.
Он смеется, но смех получается холодным.
— Очевидно, нет, если ты думаешь, что я отдам своего ребенка женщине, которая ее бросила. — Ками гладит его по щеке, улыбаясь, и он делает глубокий вдох, явно пытаясь успокоиться. — Я позвонил Анише, потому что хотел убедиться в ее уверенности. Мне нужно было знать, не вернется ли она когда-нибудь и не попытается ли забрать у нас Ками.
Эти слова выбивают из меня весь воздух. Я смотрю на него, тяжело дыша.
— Что она сказала?
— Она не хочет иметь с ней ничего общего. Она готова отказаться от права опеки. — Он смотрит вниз на свою дочь. — Ками моя.
У меня голова идет кругом.
— Но что, если бы она сказала, что хочет вернуть ее? Что бы ты тогда сделал?
— Тогда бы я позвонил своим адвокатам. И боролся бы как черт за нашу дочь.
У меня сводит желудок.
— Вашу дочь, — указываю я. — Я не ее мать. Я ее няня.
Его глаза сужаются.
— Она может быть моим ребенком, но она любит тебя. Ради Бога, Бетани. Я не понимаю, как после всего, через что ты прошла в подростковом возрасте, ты позволила ей влюбиться в тебя, а затем решила бросить.
Я моргнула.
— Что?
— Билл сказал, что ты переезжаешь в Бристоль. — Мышцы на его челюсти подрагивают. — Ты не можешь просто бросить ее, черт возьми, — огрызается он. — Какого черта, Бет? Я понимаю, если наши… отношения причиняют тебе неудобства. Если ты не хочешь быть с нами, то я пойму, но тебе стоило бы об этом сказать.