Нянька для Радуги
Шрифт:
— Что… — вмиг севшим голосом прохрипел Дубровский. На этом простом слове всё его самообладание благополучно закончилось.
Но Максим не собирался останавливаться. И пусть остатками здравого смысла он и понимал, что поступает не совсем гуманно, и Мира, скорее всего, теперь уже окончательно переведёт его в статус личных врагов, но сейчас его собственное раздражение затмевало всё.
— Но вместе с Димой… она повела с собой в комнату для уединения ещё двоих парней, — продолжил Макс, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как девушка закрывает лицо руками, машет головой
— Всё было не так! — выкрикнула девушка, мгновенно подскакивая на ноги и нависая над обидчиком.
— И как же? — ехидно поинтересовался Макс, не отводя укоризненного взгляда от её глаз.
— Это они напоили меня какой-то дрянью… а потом… — Мира замолчала, и повернулась к застывшему родителю. — Папа, я не ведала, что творю! Это всё они… Но те двое ушли… А Лис остался!
— А он мне сказал, что это ты его не отпустила, — снова встрял Максим, с беззаботным видом попивая остывший кофе. — Умоляла не уходить.
— Нет! — выкрикнула Мирослава, нервным жестом запуская руки в свою растрёпанную шевелюру. — Это неправда!
— Возможно, — согласился Макс, а потом повернулся к бледному шефу и добавил, — Хотя Димка мне никогда не врёт.
— Папа, не верь ему! — просила девушка, истерично мечась по кухне. — Не верь!
Но Василий Фёдорович будто её не слышал. Он вообще выглядел сейчас так, будто ему сообщили, что в стране дефолт, и все его сбережения сгорели. Взгляд его потух и не двигался, а сложенные на столе руки била мелкая дрожь.
Когда же вопли стихли и в комнате повисла тяжёлая гнетущая тишина, мужчина одарил дочь пустым взглядом, а затем встал и молча направился к выходу.
— Папа! — крикнула она ему вслед, но он и не думал останавливаться. — Ты что так просто уйдёшь? Оставишь всё как есть? И даже не выгонишь этого… — она ткнула пальцем в сторону Макса.
Шаги Дубровского стали медленнее, и у самой двери он остановился, опустив голову.
— Мирослава, — выдохнул мужчина, устало вздохнув. — Я не успел сказать тебе, что планы изменились, и мне нужно уехать уже сегодня. Поэтому… поговорим, когда вернусь.
— В октябре? — выпалила она, глядя в спину отцу.
— Да, — спокойно согласился он. — А пока, как я и сказал, ты под опекой Максима. И в твоих интересах быть хорошей девочкой и не создавать ему лишних проблем. Иначе… — он поджал губы и с грустью посмотрел на дочь. — Мне тяжело видеть, во что превратилась моя маленькая принцесса. И, если ты продолжишь вести себя так же, я отправлю тебя к матери. Насовсем.
— Ты наверно забыл, что я совершеннолетняя, и могу сама решать, где мне жить! — выкрикнула она ему в спину. Этот странный ультиматум уничтожил в пьяном мозгу Миры все остатки самоконтроля.
— Конечно, — сказал её отец, не оборачиваясь. — Тогда и на жизнь себе тоже будешь зарабатывать сама. Я тебе денег не дам. И, думаю, Марина поддержит меня в этом решении.
И пока ошарашенная Мира медленно соображала, что её этим решением попросту прижали к стенке, Василий Фёдорович покинул кухню.
Максим же поспешил выйти вслед за ним. Ему совсем не улыбалось выслушивать новую волну истерических воплей разгневанной дочурки
***
Горячее назойливое солнце медленно ползло по раскалённому небу, даря этому миру ещё один жаркий летний день. За окном весело щебетали птицы, переговаривались какие-то люди, но Мире было на всё это плевать.
Она лежала посреди своей огромной разобранной кровати и рассеянно взирала в белый потолок. Настроение находилось где-то чуть ниже отметки «наипоганейшее», а в голове то и дело всплывали прощальные слова отца.
Хотя, разве вскользь брошенную фразу можно считать прощальными словами? Наверно, если б Мирослава не вышла из своей комнаты, как раз в тот момент, когда её родитель проходил по коридору со своим чемоданом, он бы и вовсе уехал не попрощавшись. Вот только Мира довольно быстро пожалела, что вообще решила покинуть свою «камеру». Ей хватило всего одного холодного пустого взгляда отца, чтобы понять, насколько сильно его задела рассказанная Максом история.
В тот момент, она была готова собственноручно придушить этого мстительного выскочку и, возможно, именно так бы и поступила, если бы Василий Фёдорович промолчал. Но вдруг во взгляде отца вспыхнула какая-то жуткая искра злости и, подойдя ближе к хмурой дочери, он положил руку на её плечо.
— Ты хоть понимаешь, что я чувствую? — проговорил он с укором, но не найдя в глазах Миры даже малейшего намёка на раскаяние, устало прикрыл веки и покачал головой. — Ни черта ты не понимаешь. Ну и ладно, — мужчина отвернулся, снова подхватил ручку чемодана и направился к выходу. — Пожалуйста, подумай над своим поведением, — бросил он на ходу. — И забудь том, чтобы строить козни Максиму. Знай, Мирочка, я дал ему право запирать тебя в комнате, если вдруг он посчитает подобное необходимым. С этого момента, он несёт за тебя ответственность. А с тобой мы будем разговаривать, когда я вернусь.
— Что же ты… даже звонить мне не станешь? — ехидным голоском поинтересовалась она.
— Нет, — ответил её отец. — Не хочу с тобой разговаривать. Ты мой самый большой позор. С этим сложно смириться. И… — он на секунду замолчал. — Я хочу, чтобы ты поняла всё сама. Объяснять это на словах всё равно бессмысленно.
И ушёл. Просто так скрылся за дверью, не удостоив девушку даже прощальным взглядом. А Мирослава ещё долго стояла в пустом коридоре, не в силах поверить, что всё это происходит именно с ней.
Потом была долгая бессонная ночь, полная глупых мыслей и пустых попыток взглянуть на ситуацию со стороны. Затем пришёл рассвет, а вместе с ним и такой долгожданный сон, который, впрочем, тоже не принёс ни покоя, ни отдыха. И вот, проснувшись сегодня ближе к обеду, и долго валяясь в кровати, Мира вдруг нашла способ успокоить свою растрёпанную душу.
— Я обещаю, скучать тебе не придётся, — процедила она сквозь зубы, с силой сжимая край тонкого пледа, будто в её мыслях на месте бедной ткани была чья-то шея. Она брезгливо отбросила в сторону поверженного «врага» и злобно добавила: — Урод!