Ныряльщица за жемчугом
Шрифт:
Полуянов уже внимательнее взглянул на снимок. Волосы старой женщины в идеальном порядке, нога закинута на ногу, рука упирается о подлокотник — все как-то очень постановочно. Вряд ли можно умереть в столь вычурной позе.
— А отчего она умерла? — нетерпеливо спросил он.
— Да не в том дело! — раздраженно ответила Изабель. — От инфаркта, что ли, или от инсульта, какая разница в ее возрасте? Вы что, не поняли еще? Умерла баба Лера в своей постели, во сне! Дальше — все как положено. Вызвали похоронного агента, ее увезли в морг. Сделали вскрытие. И похоронили —
— Изабель, вы серьезно? Зачем ей над вами издеваться, да еще таким образом?!
— Не знаю, зачем! Но кому еще нужен был весь этот ужас? Дима, если вы мне не поможете, я просто не знаю, что делать! Вы ведь такой известный журналист! Узнайте, кто это натворил! У кого только рука поднялась!
Полуянов молча вернул фотографию в конверт. Ему не слишком хотелось ввязываться в эту историю. Искать психов и писать о них — дело неблагодарное. Если Надька узнает о новой теме, обязательно взовьется.
Но разве мог он просто отвернуться от умоляющих глаз красавицы по имени Изабель?
«Ладно, — опрометчиво решил Дима. — Я потихоньку. Надюха ни о чем и не узнает».
Едва Полуянов вернулся в редакцию, позвонила Надюшка. Голосок озабоченный:
— Дима, мы с Аскольдом Ивановичем все утро квартирой занимаемся, и нас кое-что смущает… Ой, подожди секундочку, читателя приструню!
Трубка стукнула о стол. Полуянов услышал, как подруга кому-то строго выговаривает: «Это же раритет, книга издана в девятнадцатом веке! А вы в ней уголки загибаете!» Затем в трубке снова зажурчал ее голос:
— Прости, пожалуйста. С мысли сбил, вандал… О чем я говорила?
— В этой квартире тебя что-то смущает, — подсказал Дима.
— Ну, мы с Аскольдом никак понять не можем: зачем Изабель нужен этот обмен? Тут — академический, чистенький, благородный дом. А переезжает она в бывшую коммуналку, запущенную, коммуникации древние, Садовое кольцо рядом. В чем смысл?
— Как — в чем? Москва, центр. Совсем другая жизнь, — усмехнулся Полуянов. И процитировал: — «Переулочек, переул… горло петелькой затянул».
Надюха-умница сразу подхватила:
— «Тянет свежесть с Москва-реки, в окнах теплятся огоньки». Потом упрямо повторила: — Только одно дело — в Третьем Зачатьевском переулке жить, как Анна Ахматова, и совсем другое — когда возле Садового. Такое ощущение, что Изабель первую попавшуюся квартиру схватила, лишь бы из своей нынешней сбежать.
— Да ладно. Ей, видно, просто нравится ритм большого города.
— В общем, тебя ничего не настораживает, — подвела итог Надя. — Ладно, я поняла. Все, пока, а то у меня народ, — и положила трубку.
Полуянов посмотрел на умолкнувший телефон. Перевел взгляд на фотографию, откуда смотрела пустыми глазами мертвая старуха.
Что это? Неудачная шутка? Месть какой-нибудь заревновавшей
Он порылся в ящике стола и выудил оттуда старую дедовскую еще лупу. Запер кабинет на ключ, врубил все лампы и стал внимательнейшим образом изучать фотографию мертвой тренерши. Да, омерзительна и зловеща. Но — следовало признать! — имелось в ней определенное мрачное очарование. Фотограф — кем бы он ни был! — похоже, знал, как выставить свет и выбрать удачный ракурс. Почившая старуха — если не приглядываться к полуприкрытым пустым глазам — выглядела словно пушкинская графиня, присевшая отдохнуть после шумного бала.
Но тело — явно уже окоченевшее! — совсем непросто разместить в кресле, да еще в почти изящной позе. Получается, автор не впервые снимает подобную мерзость? Успел наработать опыт? Может быть, существует какое-нибудь сообщество фотографов-извращенцев?
Однако, если оно и имелось, в Интернете себя не афишировало. Всемирная паутина утверждала: зловещий обычай запечатлевать мертвых в образе живых канул в Лету в девятнадцатом веке.
Получается, особенно упорные поклонники жанра здравствуют и поныне? Но как подобную фотосессию провести технически?
Снимали, скорее всего, в морге. Милое хобби какого-нибудь сумасшедшего санитара? Ох, вряд ли! Работенка-то золотая, а за подобные забавы мигом вылетишь с волчьим билетом. Впрочем, кто-то (сторож? санитар? патологоанатом?) служебные инструкции все же нарушил и фотографа к телу допустил.
Узнавать адрес морга? Ехать в юдоль скорби? Ворошить осиное гнездо, предъявлять фотографию? Скандал разразится ужасный — это однозначно. А удастся ли вычислить злодея? Совсем не факт.
Да и не очень порядочно поднимать шум. У покойной старухи имеется дочь. Если она увидит фотографию, нервный срыв несчастной женщине гарантирован.
Потому Полуянов решил зайти пока что с другой стороны. Разобраться — хотя бы в первом приближении! — в биографии красавицы Изабель. Неспроста же той присылают подобные милые фоточки!
Собирать по крохам сплетни и слухи в Интернете Дима не стал. Зачем — если за стенкой его кабинета сидят девчонки из светской хроники? Он не сомневался, ведущая телепрограммы (пусть и на кабельном канале) должна была засветиться, хотя бы минимально.
Ему повезло, у хроникерш (близняшек Оли и Поли) сегодня не оказалось ни премьер, ни тусовок, ни самолета на Бали.
— Раз пришел, иди за пирожными, — хищно улыбнулась Оля.
— А чай неси свой, в буфете помои, — добавила Поля.
Пришлось расставаться с заначкой — настоящим индийским дарджилингом.
— Угодил, — похвалила Поля.
— Проси теперь что угодно! — улыбнулась ее сестра.
Однако, когда Дима произнес пароль: «Истомина», ему ответили растерянные взгляды: «Кто-кто?»
— Она уроки фитнеса вела. На каком-то кабельном канале. А сейчас у нее салон красоты. Молодая такая. Э-э… мулатка.