Нью-эйдж вояж по Тибету, Непалу, Индии
Шрифт:
***
В тибетском ресторане при отеле было хорошо – нарядное традиционное убранство, приятные любезные девушки, еда вполне была съедобной, да и ходить далеко было не надо – спустился на первый этаж и ешь.
Но долго это продолжаться не могло. Через несколько дней еда, почему-то, стала слишком жирной, а местами даже невкусной, короче, захотелось разнообразия
Первым попался китайский ресторанчик. Внутри всё было по-китайски, и вокруг одни китайцы, и даже телевизор шумел китайским боевиком. По залу бегали официантки в красных народных костюмах. На столах, сервированных палочками, блюдечками, чашечками, пиалушками и фарфоровыми ложками, лежали меню с названиями блюд не только по-китайски, но и по-английски. Вот это хорошо.
Выбрали место, сели, получили по первой порции так-себе-чая. В меню все блюда по 10-12 юаней, за исключением двух позиций: рыбы «по-китайски» и рыбы в кисло-сладком соусе с чем-то кисломолочным. Цена на рыбу в семь раз выше любого другого блюда. Рыбу мы давно не ели, и, уповая на то, что раз она такая дорогая, то, наверно, очень вкусная, мы её и заказали. Также к заказу прибавили китайскую капусту и лапшу с курой, которая оказалась свининой (видимо, издержки плохо переведённого меню), а мясо мы оба не едим.
Когда принесли рыбу, то мы растерялись: неужели это все нам? Огромная рыбина, мирно плавала в красно-коричневом маринаде, украшенная зеленью и розочкой из редьки. И только спокойно-уверенное выражение лица официантки, помещавшей блюдо с рыбой на наш столик, убедило нас в том, что это – для нас. Вечер нам предстоял длинный, потому что съедение такого количества пищи при помощи одних палочек представлялось делом не одного часа. Зато прояснилась причина высокой цены на рыбу – её внушительный размер. Как всё, оказывается, просто.
Справедливости ради надо сказать, что костей в той рыбине оказалось значительно больше, чем мяса.
***
Ресторан при отеле славился на весь квартал тем, что каждый вечер в одно и то же время давал представления с народными тибетскими песнями и плясками для ужинавших там китайских туристов. Музыка для танцев включалась на всю громкость.
Песни пели на тибетском языке, но по аранжировке и исполнению очень походили на народно-патриотические китайские песни исполненные под аккомпанемент синтезатора. Отель был китайским, и, видимо, всё было выполнено со строгим расчётом на туристов из Поднебесной, в том числе и музыка. Но дело не в этом. А в том, что каждый день. Как по расписанию. Во всю ивановскую. Беспощадно. Играли одни и те же привязчивые песни. И это было уже несмешно.
Каждый обитатель отеля проходил несколько стадий. Первый вечер – ух ты, какие весёлые и радостные песни и танцы! Второй вечер – запоминаются мелодии и весь следующий день ты их напеваешь. Третий вечер – хочется купить диск с этими песнями, чтобы дома поделиться ими с друзьями. Четвёртый вечер – да, да, здорово… но, может быть, хватит уже? Пятый вечер – опять?! Не может быть! А после шестого вечера (если выдерживаешь испытание) наступает озарение. Засиживаться долго на одном месте совершенно нет никакой нужды: вокруг столько прекрасного! Не пора ли нам в путь? Или в другой отель? :-)
**СТОЯНИЕ ПОД ЛХАСОЙ**
Если мы в Лхасе наслаждались тибетской культурой, религией и кулинарией, вкушая различные тибетские явства, то для экспедиции Рерихов попытка попасть в столицу Тибета стала одним из важнейших событий, которое было на грани трагедии.
Как утверждали участники экспедиции в своих дневниках, статьях и книгах, в октябре 1927 года их задержало тибетское ополчение и пять месяцев фактически продержало в плену на плато, так и не допустив экспедицию в Лхасу.
Зимовка в горах это, надо признать, суровое испытание, особенно в недружественной обстановке, когда местные жители неохотно, мало и втридорога продают продукты. Из-за недоедания и холода погибли не только почти все животные из каравана (90 из 110), но и несколько членов экспедиции.
Замерзающие животные, октябрь-декабрь 1927. Чу-на-кхе, Тибет (Фотография из коллекции Музея Николая Рериха, Нью-Йорк)
Рерихи писали гневные письма тибетским чиновникам и даже Далай-ламе XIII, обличая тибетские власти в их небуддийском поведении: как же можно держать в снежном плену живых существ, а тем более – «Посольство западных буддистов» и главу всех западных буддистов Рета Ригдена (то есть Николая Рериха):
«…Если Посол не будет иметь возможности вести переговоры, Учению Будды будет нанесен большой вред. 24-го числа будущего месяца в Америке соберётся Буддийский Собор. Если к этому числу не будет получено письма от Посла из Лхасы, весь Собор почувствует себя оскорблённым…»
«…По избранию Буддийского Собора в Америке, я, как Глава Западных Буддистов, принял на себя поручение отправиться во главе первого Посольства Западных Буддистов, чтобы лично передать Вам [Далай-ламе] Грамоту, Орден Будды Всепобеждающего и радостное сообщение о предуказанном пророчествами развитии Учения Благословенного на Западе…»
Последующая история XX века гласит, что распространение по всему миру тибетскому буддизму действительно предстояло, но через несколько десятилетий, после бегства Далай-ламы четырнадцатого из Тибета в Индию. А от Далай-ламы тринадцатого Рерих, застрявший с экспедицией под Лхасой, ответа так и не дождался. Возможно, тибетцы почувствовали подвох в рериховских речах о Буддийском Соборе (которого в действительности не было).
Некоторые исследователи считают, что выдумка про «западного Далай-ламу» была отчаянной попыткой выбраться из плена посредством, так сказать, азиатской дипломатии. Однако эта версия не стыкуется с тем, что Рерих примерил на себя роль Рета Ригдена задолго до попадания в «снежный плен».
Другие исследователи видят в задержке рериховской экспедиции руку британской разведки. И надо сказать, что британцы не зря беспокоились (если они беспокоились) по поводу экспедиции Рериха, ведь, до прибытия в Тибет она побывала в советской Москве…