Нью-йоркская трилогия
Шрифт:
– Тогда что тебе привезти?
– Слона.
– В космосе нет слонов.
– Но ты же не летишь в космос.
– Да, правда.
– А в Бостоне наверняка есть слоны.
– Пожалуй. Ты какого хочешь, розового или белого?
– Я хочу серого. Чтобы был большой и в складках.
– Ну, этих-то полно. Тебе его завернуть или привести на поводке?
– Ты должен на нем приехать верхом, с короной на голове, как император.
– И кто же подданные моей империи?
– Маленькие мальчики.
– А императрица у меня есть?
– Конечно. Мама будет императрицей. Давай ее разбудим –
– Нет-нет, не надо ее будить. Пусть это будет для нее сюрприз.
– Точно! Все равно она не поверит, пока сама не увидит тебя на слоне и в короне.
– Знаешь, как бы ее не огорчить. А вдруг я не достану слона?
– Ну что ты, пап. Конечно, достанешь.
– Почему ты так уверен?
– Потому что ты император, а император может достать все.
До Провиденса за окном лил дождь, а ближе к Бостону запахло снегом. По приезде я купил зонт и последний отрезок пути проделал пешком. Под мутно-серым небом пустынные улицы Саут-Энда выглядели мрачновато. Навстречу мне попались двое подростков, старый пьянчужка да несколько бродячих собак. На площади Колумба выстроился в ряд десяток четырехэтажных домов, отделенных от улицы булыжной площадкой. Номер девять был из них самый захудшшй – обшарпанный фасад, полуразвалившееся крыльцо, подпираемое досками. Однако за этой обветшалостью угадывалось былое величие и даже своеобразное изящество прошлого века. Я уже представил себе просторные комнаты с высокими потолками, эркеры и лепнину, но увидеть это; мне не было суждено, так как дальше передней меня не пустили.
На парадной двери обнаружилось ржавое полукольцо, и, когда я его покрутил, раздался этакий слабый сип умирающего. Немного подождав, я повторил сомнительный эксперимент. Ни ответа, ни привета. Я осторожно толкнул дверь – она оказалась незапертой. Секунду помедлив, я переступил через порог. Справа от большой прихожей я увидел лестницу с балюстрадой красного дерева, слева – двустворчатую дверь, которая, предполагаю, вела в гостиную, и перед собой – еще одну закрытую дверь, скорее всего в кухню. Постояв в нерешительности, я было решил подняться по лестнице, но в этот момент в двустворчатую дверь как будто тихо постучали и, кажется, даже что-то сказали. Я повернулся и замер, ожидая продолжения.
Тишина. И вдруг, шепотом, тот же голос:
– Здесь.
Я подошел к двустворчатой двери и приложил ухо к щели.
– Это ты, Феншо?
– Забудь это имя. – Голос зазвучал отчетливее. – Я запрещаю тебе произносить это имя.
Человек за дверью, можно сказать, вшептывал слова мне в ухо. Казалось, я слышу не только прерывистое дыхание, но и стук его сердца.
– Открой дверь, – сказал я. – Открой дверь и впусти меня.
– Не могу, – прозвучало в ответ. – Придется говорить так.
Теряя терпение, я стал дергать дверную ручку:
– Немедленно открой, или я сломаю дверь!
– Нет, – твердо сказал голос, и я окончательно уверился, что это Феншо. Я бы и хотел, чтобы на его месте оказался какой-нибудь самозванец, но не стоило себя обманывать. – У меня в руках пистолет, – продолжал он, – нацеленный в тебя. Если ты войдешь, я выстрелю.
– Я тебе не верю.
– Тогда слушай.
Он слегка отодвинулся,
– Допустим, ты вооружен и не желаешь показываться мне на глаза, – сказал я. – А где доказательства, что ты именно тот, за кого себя выдаешь?
– Ни за кого я себя не выдаю.
– Поставим вопрос иначе. Откуда мне знать, что я говорю с тем самым человеком?
– Придется поверить мне на слово.
– После всего, что было, ты хочешь, чтобы я тебе верил?
– Ты пришел, куда надо, и я тот самый человек. Мне нечего к этому добавить.
– Кажется, кто-то хотел меня видеть.
– Я хотел с тобой поговорить. Это разные вещи.
– Может, не будем придираться к словам?
– Я просто уточняю, о чем шла речь в письме.
– Не стоит испытывать мое терпение. В любую минуту, Феншо, я могу отсюда уйти.
В ответ раздался возмущенный удар кулаком в дверь.
– Никакого «Феншо»! Раз и навсегда заруби это себе на носу!
Я молчал, чтобы не спровоцировать новый приступ гнева. Мне показалось, что мой собеседник, отойдя в глубь комнаты, стонет или, может быть, всхлипывает. Я ждал, сам не знаю чего. Через какое-то время я снова ощутил дыхание возле своего уха:
– Ты еще здесь?
– Да.
– Извини. Не слишком удачное начало.
– Имей в виду, я пришел только потому, что ты меня об этом попросил.
– Да, и я благодарен тебе за это.
– Может, объяснишь, зачем ты меня позвал?
– После. Есть еще темы.
– Например?
– Разные события.
– Я тебя слушаю.
– Ты пойми, я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
– Сейчас этого нет. Было время, когда я тебя действительно ненавидел, но потом это прошло.
– Сегодня мой последний день, и я должен был услышать это от тебя лично.
– Ты все это время жил здесь?
– Последние года два.
– А до того?
– В разных местах. За мной охотился этот человек, приходилось часто переезжать. Против своей воли я стал заядлым путешественником, хотя предпочел бы тихо ждать, пока истечет мое время.
– «Этот человек» – Квинн?
– Да. Сыщик.
– Он тебя настиг?
– Дважды. Сначала в Нью-Йорке, потом на юге.
– Почему же он солгал нам?
– Испугался. Я дал ему понять, что его ждет, если он проговорится.
– Мне так и не удалось его разыскать, он бесследно исчез.
– Это не имеет значения.
– Как тебе удалось от него избавиться?
– Я развернул ситуацию на сто восемьдесят градусов. Я сделался его тенью. После Нью-Йорка, когда я просочился у него сквозь пальцы, это превратилось для меня в игру. Я его заманивал, подбрасывал разные улики, наводил на след. А в решающий момент он попадал в расставленную ловушку.
– Умно.
– Скорее глупо, но у меня не было выбора. В противном случае меня бы притащили назад на аркане, а потом обращались бы, как с помешанным. Я себя презирал за эти дурацкие хитрости. В конце концов, он делал свое дело, и мне было его искренне жаль, а жалость, особенно собственная, вызывает у меня отвращение.