Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи (книга 2)
Шрифт:
– Покорнейше прошу прощения, - оказал Клайв, отвешивая церемонный поклон.
– Избави бог, чтобы я хотел вас как-нибудь обидеть, Этель! Нынче, как вы изволили заметить, мой первый выход в свет. Поэтому я и говорю о вещах и людях, коих мне, наверно, не следовало касаться. Мне ведь надлежало говорить о бутоньерках, не так ли? Это, как вы изволили заметить, самая подходящая тема для разговора. Значит и о родственниках лучше было не упоминать. Ведь мистер Белсайз благодаря этому браку сподобился стать вам как бы родней, и даже я в какой-то мере могу теперь хвастаться родством с ним. Экая честь для меня!
– Бог мой, что все это значит!
– вскричала мисс Этель, удивленная и, возможно, встревоженная. Клайв и сам едва ли понимал. Все время, пока он разговаривал с ней, в нем нарастало раздражение; он подавлял в себе гнев, охвативший
– Это значит, Этель...
– произнес он, решаясь все высказать, - что, если кто-то проделывает тысячу миль, чтобы повидать вас и пожать вам руку, ее надо протягивать поласковее, чем это сделали вы; что, когда день за днем в вашу дверь стучится родственник, его надо постараться принять; при встрече держаться с ним как со старым другом, а не так, как держались вы, когда леди Кью соизволила впустить меня; и не так, как вы обходитесь с этими дураками, что толпятся вкруг вас от нечего делать!
– выпалил Клайв в великой ярости, скрестив на груди руки и окидывая свирепым взглядом ни в чем не повинных молодых франтов; он продолжал смотреть на них так, точно сейчас взял бы да и столкнул их лбами.
– Кажется, я отнимаю мисс Ньюком у ее поклонников?
– Об этом не мне судить, - ответила она мягко. Поклонники действительно отступили. Но она видела, что он злится, и это доставляло ей удовольствие.
– Тот молодой человек, что подходил к вам, - продолжал Клайв, - сэр Джон, кажется...
– Вы недовольны, что я его отослала?
– спросила Этель, протягивая ему руку.
– Слышите, музыка! Давайте повальсируем. Неужто же вы не знаете, что стучались не в мою дверь?
– произнесла она и заглянула ему в лицо просто и ласково, как в былые дни. Она победительницей закружилась с ним по зале, затмевая остальных красавиц; она хорошела с каждым туром вальса - румянец заливал ее щеки, глаза сверкали все ярче. Лишь когда смолкла музыка, она села на место, тяжело дыша и сияя улыбкой, - вот такой же мне запомнилась Тальони после своего триумфального pas seul {Сольного номера (франц.).} (господи, это было тысячу лет назад!). Этель кивком поблагодарила Клайва. Казалось, между ними наступило полное примирение. Как раз под конец вальса в залу вошла леди Кью; увидев кавалера Этель, она нахмурилась. Но в ответ на ее упреки, внучка только пожала своими прекрасными плечиками, глянула так, точно хотела сказать: "Je le veux" {Мне так угодно (франц.).}, - и, подав бабушке руку, с покровительственным видом увела ее прочь.
Наперсник Клайва с превеликим любопытством наблюдал происходившую между ними сцену и вальс, коим было отпраздновано их примирение. Признаюсь вам, что это лукавое юное создание уже несколько месяцев было предметом моих наблюдений, и я любовался ею, как любуются в зоологическом саду красивой пантерой с горящими глазами, лоснящейся шкурой и грациозными линиями тела, такой стремительной и ловкой в прыжке.
Сказать по чести, я не видывал более ослепительной юной кокетки, чем была мисс Ньюком во второй свой сезон. В первый год, будучи невестою лорда Кью, она, очевидно, вела себя сдержанней и спокойней. К тому же в тот год мисс Ньюком выезжала с маменькой, которой, за исключением отдельных маленьких капризов, всегда была послушна и неизменно готова повиноваться. Когда же в качестве дуэньи при ней оказалась графиня Кью, для девушки, очевидно, стало просто забавой изводить старуху, и она пускалась танцевать с самыми младшими сыновьями, лишь бы позлить бабушку. Вот почему бедняжка юный Кабли (который имел две сотни содержания в год плюс еще восемьдесят в казначействе с ежегодной прибавкой в пять фунтов) всерьез решил, будто Этель в него влюбилась, и совещался с другими молодыми клерками на Даунинг-стрит, достанет ли двухсот восьмидесяти фунтов, а годом позже - двухсот восьмидесяти пяти, чтобы вести дом. Юный Тэнди из Темпла, младший сын лорда Скибберина (того, что какое-то время поддерживал в парламенте ирландских католиков) тоже был сражен в самое сердце и не раз среди ночи, когда мы брели с ним после бала в другой конец города, развлекал меня излияниями восторга и пылких чувств к мисс Ньюком.
– Если вы так влюблены " нее, почему не сватаетесь?
– спросил я у мистера Тэнди.
– Ишь что выдумали! К ней свататься все равно
– Она красива, обворожительна, остроумна. А глаза никогда таких не видел! Они сводят меня с ума, да-да!
– воскликнул Тэнди, хлопая себя по жилету, когда мы проходили под аркой Темпл-Бара.
– Только ведь такой отчаянной кокетки свет не видывал со времен Клеопатры Египетской!
Нечто подобное думалось и мне, когда я наблюдал за тем, что происходило между Клайвом и Этель, признаюсь, не без некоторого восхищения девушкой, которая крутила кузеном, как хотела. По окончании вальса я поздравил его с успехом. Заграничные балы сделали из него заправского танцора.
– А что до твоей дамы - смотреть на нее просто наслаждение, - продолжал я.
– Очень люблю наблюдать, как танцует мисс Ньюком. После Тальони никто не доставлял мне большего удовольствия. Взгляни, как она выходит, вскинув головку и выставив вперед ножку. Ну, и счастливчик этот лорд Бастингтон!
– Ты злишься, потому что она тебя не заметила, - проворчал Клайв. Помнишь, сам говорил, что она не заметила тебя или просто забыла. Твое тщеславие уязвлено, вот ты и трунишь.
– Может ли мисс Ньюком помнить всех представленных ей мужчин, - отвечал его собеседник.
– Прошлый год она разговаривала со мной, потому что хотела узнать о тебе. А вот нынче что-то не разговаривает, - видно, ты ее больше не занимаешь.
– Да ну тебя к черту, Пен!
– вскричал Клайв, как школьник, которого задирают.
– Она притворяется, будто не смотрит на нас и всецело поглощена беседой с душкой Бастингтоном. Воображаю этот восхитительный обмен благородными мыслями! В действительности же она следит за нами и знает, что мы сейчас говорим о ней. Если ты когда-нибудь женишься на ней (что, конечно, было бы величайшей глупостью, Клайв), я потеряю в тебе друга. Ты непременно расскажешь ей, какого я о ней мнения, и она велит тебе раздружиться со мной.
– Клайв в мрачном раздумье слушал то, что продолжал говорить его собеседник: - Да, она кокетка. Это у нее в природе. Она старается покорить каждого, кто к ней подойдет. Она должна отдышаться от вальса и вот притворяется, будто слушает этого беднягу Бастингтона; он тоже малость запыхался, но пыжится изо всех сил, чтобы только быть ей приятным. С каким обворожительным видом она его слушает! Глаза стали даже какие-то лучезарные.
– Что, что?..
– переспросил Клайв, встрепенувшись.
Я не понял, от чего он встрепенулся, да и не стал ломать над этим голову, полагая, что юноша, наверно, витал в любовных грезах. А вечер шел своим чередом, и Клайв не покинул бала, покуда не уехала мисс Ньюком с графиней Кью. Я не видел, чтобы кузен и куаииа в тот вечер еще как-нибудь общались. Помнится, капитан Крэкторп проводил барышню до кареты; сэру Джону Фобсби выпало счастье вести под руку старую графиню и тащить ее розовую сумку с шалями, накидками и прочими вещами, украшенную графской короной и монограммами ее сиятельства. Возможно, Клайв сделал шаг, чтобы подойти к ним, но мисс Ньюком предостерегающе подняла пальчик, и он остался на месте.
Клайв и двое его друзей из Лемб-Корта условились отправиться в следующую субботу обедать в Гринвич, однако утром упомянутого дня пришла от него записка, извещавшая нас, что он должен навестить свою тетку мисс Ханимен и потому просит его извинить. Суббота - день отдыха у джентльменов нашей профессии. Мы уже успели пригласить Ф. Бейхема, эсквайра, в надежде хорошенько повеселиться и не желали лишаться удовольствия из-за отсутствия нашего юного римлянина. Итак, мы втроем отправились пораньше на станцию у Лондонского моста с намерением погулять до обеда в Гринвичском парке. И должно же было так случиться, что как раз в это время к платформе на Брайтон подкатила коляска графини Кью, и из нее вышла мисс Этель в сопровождении служанки.
Но еще удивительнее оказалось то, что, когда мисс Ньюком с горничной появились на станции, там уже находился мистер Клайв. Что же может быть естественней и похвальней его желания съездить повидать тетушку Ханимен? И что необычного в том, что мисс Этель захотелось провести субботу и воскресенье с больным отцом и отдохнуть хорошенько денек-другой после пяти утомительных вечеров, на каждый из которых, по нашему подсчету, приходилось по два, приема и одному балу. И то, что они вместе отправились в Брайтон, барышня под опекой своей femme de chambre {Горничной (франц.).}, - ни у кого, согласитесь, не должно было вызвать никаких нареканий.