Нюша
Шрифт:
– Острых ощущений в жизни недостает, решила восполнить пробел.
– В то время как одна половина всей моей детской души хотела броситься в сильные отцовские объятья и никогда их не покидать, другая люто ненавидела этого холеного кобеля.
Пристально глядя в отражение собственных глаз я продолжила максимально холодно:
– Как живется тебе, папуля? Как успехи у моего братишки? Слышала, он у тебя одаренный получился, не то, что некоторые. Говорят, первый блин комом, извини. Ночами-то крепко спишь?
Я откровенно дерзила, но направляясь сюда, я и предполагала подобный разговор. Хотя изнутри меня распирали противоречивые детские
– Тань, ты разыскала меня чтоб поупражняться в умении задавать вопросы?
– Отцовского тепла в его вопросе не звучало, как и в моих - дочернего.
Как же мне в этот момент не хватало сигареты.
– И это тоже. Знаешь, накопилось за четыре года.
– Дочка… - отец снова протянул руки, в этот раз не так откровенно брезгливо, но этого очень, бесконечно мало, чтоб я соблазнилась в них утонуть.
– Нет, Эдик, у тебя не стало дочки четыре года назад, когда она почти вот так же тянула к тебе свои руки с мольбой «Папа, не уходи», но меня никто не слышал.
– Я вспомнила этот самый момент, и тело не заметно, но достаточно ощутимо передернуло.
– Теперь у тебя только ИНДИГО мужского рода.
– Таня!
– и снова этот грозный родительский тон. Вот только он звучал еще более бессмысленно, чем из уст пьяной в говно мамы.
– Так-то лучше. Таня - звучит прикольнее, чем «дочка». Кстати, могу предложить тебе еще несколько слов на которые мне приходится реагировать. Это я так, для справки. А вообще я здесь не только с вопросами, плевать я хотела на твои ответы. Мне просто вдруг захотелось сказать тебе все то, на что в двенадцать лет я просто не была способна. А потом как-то со встречами не сложилось… - Я немного повела плечами и иронично улыбнулась.
Мы стояли друг напротив друга будто слоны помещенные в узкий тоннель, в котором даже повернуть голову было сложно, не то что пошевелиться. Мои руки были спрятаны в карманы, где я успешно мучила зажигалку, прокручивая кремень. Отец же свои скрестил на груди, может пытался таким образом защититься от меня как от демона.
– Хочешь сказать что достигла того возраста когда можно дерзить отцу? Давай, я внимательно тебя выслушаю.
– Что?!
– Динамит, таившийся и копившийся все эти годы в моей душе, был успешно подожжен легким движением отцовского языка.
– Думаешь для подобного разговора мне требуется твое разрешение? Обломись! Вот уже четыре года в моей жизни нет запретов. Почему же ты, папочка, не запретил мне вкалывать на далеко не одном десятке не самых перспективных работ? Где были твои запреты, когда я начинала курить? Где было твое «я внимательно тебя выслушаю», когда от услышанного миллион раз за день погоняла «бракованная», мне реально нужно было с кем-то поговорить?!
Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, я задыхалась, а из глаз покатились предательские слезы. Спеша разыскать отца, я не думала, что будет так больно смотреть на его успешный облик и нехотя сравнивать себя с ним. Я уже и забыла, как ответственно он подходил к уходу за своим внешним видом; сколько бабок тратил на стиль и лоск; как умело управлял эмоциями, никогда не показывая без весомых на то причин свою истинную суть.
Папа стоял все в той же позе, не шелохнувшись, но в его лице все-таки что-то изменилось.
– Я не знал всего этого, - непривычно растерянно, проговорил отец, но лицо по-прежнему было до безобразия надменным и каким-то нереально окаменевшим.
–
– Его спокойствие убивало.
– Надеюсь, ты знаешь какой ты гондон и козел.
– Таня, это перебор, - голос прозвучал строго, но камень остался камнем.
– Неужели?
– наплевав на все запреты, я не выдержала и достала из кармана сигареты, чем заставила напрячься Антона стоявшего неподалеку, но все же не решившегося вмешаться.
– Почему я не могу тебя называть как мне хочется? Поверь, благодаря тебе, в школьных коридорах в свою сторону я слышала и не такое. Как тебе «бракованная»? Или «Франкенштейн»? Быть может «чучело», «квазиморда», «страхолюдина» тебе больше понравятся? Этот список я могу продолжать до бесконечности. Так ответь мне, ПАПА - разве ты не козел, если даже не догадываешься о подобном обращении к твоей дочке?
Я жадно затягивалась никотином, и отец тоже не выдержал. Разомкнув руки на груди, он занял свой рот сигаретой и включился в разговор с совершенно новым тоном в голосе. Сложилось такое впечатление, будто с вставленным в рот табачным изделием он мгновенно превратился в еще большего выродка, чем был.
– Хорошо, пусть я буду для тебя кем угодно, но какое отношения я имею к твоим школьным неприятностям? Может, тебе просто нужно получше ухаживать за собой и все наладится? Знаешь, мне кажется, если бы ты мыла волосы и опрятно одевалась, в школе тебе доставалось бы меньше. Вопрос тот же - причем здесь я?
Подобного поворота я точно не ожидала. Это прозвучало не как ножом в сердце и даже не как серпом по яйцах, как принято сравнивать в подобных случаях, это было как - «Я тебя породил, я тебя и убью». Человек, для которого целых двенадцать лет я была «принцессой» вот так легко и просто соглашается с тем, что теперь я просто отброс. Его совершенно не волновало как я жила и по какой причине превратилась в «бракованную», предел его отцовской заботы сводился к тому, что бы сделать во всем виноватой меня же. Папочка-папуля, тычет меня носом в то, за что я ежедневно его «благодарю» глядя в зеркало.
– Сначала нужно было бы поинтересоваться, а есть ли у меня деньги на шампунь и какой ценой мне вообще достаются многие «неопрятные» вещи. А еще, задать себе самому вопрос - когда я в последний раз платил ребенку элементы. Но зачем тебе заморачиваться, у тебя ведь голова другими вещами забита, более удачливыми. Правильно сделал, что забыл о моем существовании, так, наверное, крепче спится.
Мой голос немного срывался, когда я стала выкрикивать последние слова:
– Тогда вот тебе мой вопрос - может тебе никогда не нужно было трахаться с мамой и все бы тогда вообще были довольны?
– Может и не надо было, - отец медленно выпустил клубы дыма.
Равнодушие в его голосе сносило крышу напрочь, но именно оно дало мне ответы на крутившиеся в голове долгие годы вопросы.
– Знаешь, я правильно сделала, что разыскала тебя. Теперь я знаю - редкие детские воспоминания о самом лучшем в мире папочке полная фигня. Вот он ТЫ, настоящий. У тебя никогда не было бабочек и крыльев, потому что ты кусок дерьма, а оно не летает.
– Девочка моя, ты забываешься. Честно признаться, я в шоке от того, что вижу, - отец кивнул головой в мою сторону.
– Во что тебя превратила мать? Я слышал, будто она скатилась дальше некуда, но и представить не мог, что в эту пропасть она прихватила с собой и тебя.