Ньютоново яблоко
Шрифт:
Прозвенел звонок. Учителя, возбужденные, потянулись в классы.
Мария Ивановна, пока шла по коридору, немного успокоилась, но не настолько, чтобы ребята не заметили, что она взволнована.
Во время переклички она правой рукой отмечала в журнале, кого нет, а левой тянулась к толстым, некрасивым очкам. Умные девчонки и мальчишки понимали, что правая рука спокойно пишет, а левая – нервничает.
Мария Ивановна закрыла журнал, постучала кончиком указки по столу, чтоб на «Карамбаче» перестали шептаться, и спросила, грустно улыбнувшись:
– Не удалось вам,
– Они потерпели фиаско, – засмеялся Круглый.
– Что? – не расслышала учительница.
– Фиаско… бутылка по-итальянски. Они потерпели бутылку. Я им говорил…
«И все-то он знает, и что бутылка в переводе на итальянский фиаско – тоже знает, – неприязненно подумала Мария Ивановна. – И знал, что им попадет, а ему нет».
Она пробежала глазами по фамилиям: кого же вызвать отвечать урок? Горский наверняка был занят бутылками и не готовился. Зебриков тоже. Синицын?.. Вот Синицын ничем не был занят; все он знает, и урок должен тоже знать.
– Синицын!..
– Я.
– Иди отвечать.
Круглый этого не ожидал.
– Я же прошлый раз отвечал, – недовольно сказал он.
– Прежде всего встань.
Владик поспешно встал.
– Мария Ивановна…
– Ты учил урок?
– Учил.
– Ну, тогда в чем же дело? Иди отвечать. Расскажи нам, что ты знаешь о восточносибирских реках?
Круглый вышел к доске, взял указку и растерянно поплыл от устья к истоку.
– Разве так текут реки?
– Нет… Енисей вытекает отсюда и впадает в Карское море.
Мария Ивановна остановила его:
– Расскажи подробно об этой реке. Что ты о ней знаешь?
– Но мы подробно не учили. Я вам рассказываю вообще, – промямлил Круглый.
– А ты мне расскажи в частности.
– Мы этого не учили.
– Чего не учили?
– Ну, этого, в частности.
Круглый чувствовал, что учительница спрашивает его как-то неприязненно, и от этого еще больше сбивался. Он умоляюще смотрел на класс. Он ждал, что сейчас ребята дружно заорут, что да, мы этого не учили. Но ребята почему-то молчали. Наоборот, на него смотрели со всех сторон с любопытством, как будто видели в первый раз. Круглый растерялся совсем:
– Но это, кажется, написано там мелким шрифтом?
Мария Ивановна пожала плечами:
– Не знаю.
– А я не читал.
– Не читал?.. Хорошо. Тогда покажи Среднерусскую возвышенность.
Круглый бойко показал. Мария Ивановна задала ему еще несколько дополнительных вопросов, он на них без запинки ответил, и она его отпустила:
– Садись, четыре.
Класс, уже было потерявший интерес к Круглому, насторожился. Впервые Синицын получил не пять, а четыре. Бывало и раньше, что он отвечал не очень хорошо, но ему, как лучшему ученику, ставили «отлично». Он к этому привык.
– Почему четыре?
– Но ты же не читал, что в учебнике написано мелким шрифтом.
– Я в следующий раз прочту.
– Ну, вот и хорошо, в следующий раз прочтешь, а сейчас садись, четыре.
Когда Мария Ивановна поставила четыре, класс удивленно охнул. Круглого «четверка» ударила по самолюбию.
– Мария Ивановна, не ставьте пока ничего. Я вам в следующий раз расскажу и что мелким, и что так.
– Садись, Синицын, четыре.
– Но мы этого не учили, – с отчаянием произнес Владик.
Санька подпрыгнул на своей парте:
– Учили!
Швака приподнялся, чтобы посмотреть, как Мария Ивановна поставит «историческую» отметку. Вот занесла руку… Поставила.
– Учили! – крикнул он.
Класс подхватил.
Ребята забыли, что находятся не на стадионе, и начали громко скандировать: «У-чи-ли! У-чи-ли!».
Это была и месть Круглому за то, что он их тогда предал, передав найденный танк пятому «Б», и за то, что он отказался собирать бутылки, и вообще это было большой школьной справедливостью.
Мария Ивановна дала стихнуть возбуждению и спросила:
– А вообще, Синицын, какой предмет ты больше всего любишь?
Круглый весь ушел в себя. Он еще не успел осмыслить произошедшей с ним катастрофы. Он не понял, не расслышал, о чем его спросили.
– Мы этого не учили.
В классе мстительно засмеялись:
– У-чи-ли! У-чи-ли! У-чи-ли!
«А, действительно, какой предмет он больше всего любит? – подумала учительница. – Соня Козловская, например, очень любит географию, а по математике получает четверки и иногда тройки. Зебриков – тот вообще любит то, чего не проходят в пятом классе. А что любит он, Владик Синицын? И что это вообще за термин «круглый отличник»?.. Он, этот Владик Синицын, как-то успевает любить все предметы и наверняка поэтому не любит ни одного. А скорей всего он любит арифметику в лице бесконечных пятерок, заполняющих его дневники и табели».
На перемене Швака догнал Марию Ивановну недалеко от учительской:
– Мария Ивановна, чешное шлово, я никогда больше не приду на географию, не выучив урока. Я, шнаете, как вошмушь! Мне Шонька помошет. Я ее попрошу, и она помошет.
И тут Мария Ивановна поступила совершенно непедагогично. Она потрепала Шваку за волосы, потрогала свои толстые некрасивые очки.
– Знаешь что? – оглянулась на учительскую, улыбнулась. – Только ты никому не говори… Я тебе разрешаю иногда не выучить урока. Ну, например, когда ты увлечешься своими камнями, как в прошлый раз. Ты ведь тоже очень занятый человек. Иногда и ты можешь не успеть все выучить. Главное не в этом. Главное, чтоб ты назубок знал что?.. Что такое настоящая дружба…
Швака заговорщицки посмотрел по сторонам и шепотом спросил:
– Это вы про Круглого и про Анну Елисеевну?
– Почему ты так подумал?
– Мы шлышали, как вы ш ней шпорили.
Швака обладал удивительной способностью подслушивать самые неожиданные разговоры. И не только подслушивать, но и запоминать, хотя он этого и не хотел. Он сам удивлялся этой способности. И, наверное, если бы уроки не объясняли, а говорили по секрету, а он бы их не слушал, а подслушивал, то в два счета стал бы отличником. Но, к сожалению, уроки – это не так интересно, как разговор одной учительницы с другой.