NZ /набор землянина/

Демченко Оксана Б.

— Завидуешь. Говори прямо, злодей, что тебе надо. Без корысти ты б сбежал до рассвета.

— Катер габ-службы, — сразу раскололся ловец исполнительных золотых рыбок. — С тобой трудно. Все мои навыки ведения переговоров как-то… не работают. Ты не зла за вчерашнее и не веришь мне, я сегодня не полезен тебе, но я вроде бы получу просто так нужное. Нелогично.

— А я еще приплачу, чтоб глаза мои не видели тебя, но — живого, — уточнила я. — Далеко отсюда до созвездия Кайт?

— «Стрелой» — три малых прыжка, это лучший для катера режим. Полтора дня, рекордно быстро, — охотно сознался Игль. Покосился на меня. — Сима, ты можешь оказаться маяком, то есть он мог привязать на тебя опознание того, что там оставлено. Если так, одному мне лететь бесполезно.

— Я на службе, отвали, герой-любовник.

— Понятно, уже

ухожу… Лишь намекаю, что могу снова оказаться в долгу. Что тогда предлагать в оплату? Прямо и не знаю. — Он покосился в сторону экранированной комнаты, встал и пошел туда, бормоча про вещи из кармана, вывалившиеся во время сна. Пришлось брести следом, вяло ругаясь и недоумевая. Игль подобрал платок — или нечто похожее на платок — обернулся, не дойдя до двери. — В лавке, где был контакт со Сплетником Зу, тебе подарили сухой порошок зуй?

— Да.

— Попробуй вечером заварить в кипятке. Прямо перед сном, одну крупинку на пару глотков, настоять под крышкой до изменения цвета воды, это быстро. — Он взялся за ручку двери и буркнул, уже отвернувшись. — Полагаю, ты дала мне право пользоваться «Стрелой»?

— На пять дней. Да. С обязательством вернуть катер сюда и лично мне сказать «Сима, благодарю, я твой раб, ы-ыыы».

— Семь.

— Шесть.

— Какая тебе разница? — поразился тэй и даже обернулся.

— Не торгуясь, ты уйдешь спокойный. Оно мне надо? Вали, злись, благодари, скрежещи зубами об мою придурковатую загадочность. Семь дней.

— Головная боль уже проступает, — криво усмехнулся Игль и напоказ скрипнул зубами.

С тем он и покинул планету, с которой я сама сбежала бы очень охотно. Но — не могу. Я служу в габе, и я ценю свой статус, даже когда меня посылают в такой полный уродов филиал габ-системы. Вообще система наша, если верить справочнику и огрублять ассоциации, чем-то сродни гибриду единой независимой таможенной службы всех рас, работающей на аутсорсинге. Круто я завернула, да? Ну, еще мы самую малость Интерпол, капельку Красный крест с того же цвета серпом… то есть полумесяцем. Немного глобальная транспортная система и почтовая служба. Такое вот черт те-что и сбоку Сима… Это все работает, потому что мы нейтральны, но в структуру управления габ-системы я не полезла: в справочнике приведены какие-то многомерные схемы перекрестного контроля и подчинения, у меня от них голова болит. Довольно того, что я, габбер, в правах не ниже полноценного гражданина любой из рас, имеющих право пользоваться нашей системой. А не пользоваться — значит, тихо сдохнуть в изоляции. Так что трепещите, гламурки. Я иду, злая и голодная. Одинокая. Морф приволок еще горсть подарков от всех, кого обаял этот специалист по выживанию — и где он теперь? Охотится за новыми сувенирами. Для меня и Гюль. Никакой он не клептоман, это мы — безденежные, он знает и пробует скрасить грусть друзей. Интересно, откуда он узнал, что Гюль так живо отреагирует на драгоценности пыров? Есть подозрение, все то же, смущено-черноглазое в звании сун тэя. Если меня надо было оставить одну, это удобно сделать, раскопав слабости в прошлом Гюль и её прайда. Может, год — или цикл — назад она мечтала познакомиться с мастером Бмыгом. Даже в моем мире спецслужбам не сложно прокрутить записи видеонаблюдения и отыскать нужное лицо. Положим, торчала Гюль перед витринами полдня. Рыдала или там — молча гордо горевала…

— Ненавижу тэев.

Сделав это веское заявление, я подумала про Альга. Он в моем сознании — не тэй. Поэтому я не отдала Иглю воспоминание о нашем знакомстве, только беседу в ресторане. О тоске в смеси с любопытством и бездонности глаз ему не надо знать, это однажды сделало меня уязвимой, и было больно. Сун тэй не пожалеет, если узнает способ «пробить». Такая у него работа. Противно ли мне думать о спецах его профиля? Так сегодня обо мне многие подумают с неприязнью, переходящей в агрессию. Любые границы мешают свободе, а вернее вседозволенности. Так что вперед, укреплять границы, об них еще людям и нелюдям лбы расшибать. Мне надо занять делами день, чтобы не прыгать от нетерпения и не считать минуты в ожидании вечера с порцией отравы Сплетника Зу.

История девятая

Старая, старая сказка

Жила-была в цветке девочка, и звали её Дюймовочка… Хотя нет, это иная история. Куда как постарше и посложнее.

Раса шен из числа древних. Они росли

когда-то в своей колыбельке, сине-зеленой, украшеной кружевом серебряных облаков и бриллиантами рос, что зажигали огни всех цветов по кромке листьев каждое утро. Мир по имени Шенза, колыбель расы шен, качался на свое орбите, как и Земля, проходя через свой Зодиак и переводя часы великих и малых эпох. Шены росли, открывали колесо и балдели от бронзы, отдавали предпочтение стали и делали что-то еще, обычное для увлечённых играми и активно развивающихся детей. Они были разные, как и люди. Кто-то смотрел на звезды и улыбался — дурак дураком, а, поди ты, первым подумал о грядущих полетах. Кто-то строил личное благополучие, кто-то от великой лени изобретал кресло-качалку и кондиционер. А еще были там особенные, совсем иные шены. Они помнили первый день мира, и по-прежнему их разум спал в колыбели Шензы, чтобы видеть сны вечности. Эти шены не возделывали полей и не искали нового. Они были дикие — если счесть неизменность именно дикостью. Они жили в природе и оставались её частью. Простые, как цветок энна — и столь же непостижимые. Шены, как и люди, колонизировали незаселенные территории, и по своей цивилизованной примитивности теснили, уничтожали детей энна. Но немногие из последних уцелели на островах, где нет ничего ценного для цивилизации.

Шены ушли в новые миры, расширили свое влияние на смежные пространства. А когда их мир состарился, они вспомнили про часть себя, неизменную от первого дня истории расы. Их позвали, как зовут богов — и они, уже почти боги, услышали и пришли, чтобы дать детям энна новый дом у более молодой и очень спокойной звезды. Это была сентиментальность? Нет, скорее долг перед самими собою, ведь энна были частью расы шен. Особенной, неповторимой и загадочной, как само подсознание…

Шены однажды ушли, как уходили до них иные древние. Некогда сине-зеленая Шенза, колыбель — обветшала, остыла. Её солнце стало слабым, как ночник, и однажды угасло. А энна все жили в неизменности, не зная, что им светит иное солнце. Зато они с недоумением вносили изменения в привычный круг светил, рассказывая легенды о смерти старых богов и рождении новых. Их шаманы ходили в верхний мир. И там обретали успокоение: неизменность пребудет с детьми энна во веки вечные. Еще год. Еще сто лет. Вряд ли они знали иной счет.

Сэа родилась в пятый день от начала цветения энна в большом лесу жизни. Она была дочь шамана и должна была принять его бубен и его шейную ленту, свитую из сухих лиан. Она должна была однажды пойти в верхний мир, чтобы говорить с богами о кочевье зверей и погоде сезона дождей, чтобы знать заранее о волнении тверди и вод. Но напасть явилась, откуда не ждали.

С неба, синего, как лепестки энна-сэ, весеннего одеяния цветка цветков, спустился бог. Он был незнакомый, огромный, гневливый: жег лес и губил цветы. Сэа увидела бога первой, старательно раскрасила ладони, попросила у цветка энна новую накидку. Конечно, она еще не шаман. Но бог пришел, а ведь в дни цветения энна-ло пели: иногда с неба спускается сын звезды, чтобы выбрать подругу в срединном мире. И нельзя его не встретить, и нельзя не выслушать, если тебе дано видение и если ты знаешь: гнев опалил мир.

Сэа вышла на край обожженного поля. Маленькая, тонкая, в сине-золотой цветочной накидке, скрывающей её до самых колен. Сэа протянула к богу ладони, чтобы показать их узор и начать беседу.

Стало темно. Больно. Пусто.

Мир ужасно, невозможно вывернулся. Сделался твердым и холодным. В нем не осталось света солнца и запаха леса. В нем прочный и теплый бархат цветка энна-ло увял, сморщился и рассыпался в пыль. А ведь накидки обычно носили весь сезон дождей! Сэа звала богов и пробовала во сне окликнуть отца — но мир молчал, словно вымер он весь… Только гремели мертвым каменным обвалом какие-то незнакомые звуки.

— Геном тот самый. Это шен, пусть и выглядит она самой тупой из тупых зверушек. Хей, безмозглая! Жри хавку. Жми на кнопку и жри.

— Может, внести ей в сознание основы речи?

— Чтобы она потом нас же и заложила? Их мирок заповедный, не забывай. Кто поверит, что эта дура — туристка и оттуда свалила по своей воле? Довезем, используем как ключ, и все дела.

— Кажется, есть риск не довезти.

— А ты не корчи из себя ученого. Кажется, нам лететь осталось пять условных дней до малого габ-пирса. Подумай лучше, под какую скотину будем ее маскировать, если нас досмотрят.