О богах, шакалах и детях
Шрифт:
— Ты что такое говоришь, сынок? — строго спрашивает она. — Ты с духовниками-то поосторожней…
— Ой, ма, прости, не заметил тебя, — кается Азамат. — Лиз, сходи со мной в кабинет, а?
Я поднимаюсь, спешно проглатывая откушенный кусок и прихватываю чашку в то время как матушка ворчит:
— Да сел бы поел спокойно, не убежит жена-то…
Но мы уже выходим.
— Что там стряслось? — спрашиваю, когда Азамат плотно закрывает за нами дверь своего кабинета и усаживается прямо на антикварный стол.
— Да видишь ли, Алтонгирел не такая уж
Я хлопаю глазами.
— Хочешь сказать, он первым начал ссору с Аж- тьфу, с утра я это не произнесу.
— Ну, скажем так, я начинаю с тобой соглашаться в отношении того, что Алтонгирелу катастрофически не хватает такта. Когда Старейшина довольно резко отказался принять ученицу из безродных, наш дорогой друг решил надавить на слабые места, мол, вы же сами квазар, и каково бы вам было, если бы вас не взяли в учение… ну и несколько увлёкся, живописуя подробности. Всех духовных тонкостей они при мне не обсуждали, но я так понял, Ажгдийдимидину было не слишком приятно выслушивать, в каких мучениях он бы умер в такой ситуации.
Я могу только закрывать лицо руками — Алтоша такой Алтоша!
— Ажгдийдимидин попросил его уйти, — продолжает Азамат. — Тогда Алтонгиел принялся его обличать в нежелании помочь ближнему, мол, он просто отворачивается от чужих проблем, всего лишь из-за каких-то предрассудков, а всё потому что с ним самим и его близкими никогда ничего плохого не случалось, и как вообще настолько узкомыслящий человек может быть допущен к решению мировых проблем. Как ты понимаешь, Старейшина, хоть он и терпеливый человек, такого хамства не снёс, и выдворил Алтонгирела силой.
— О господи! — опешиваю я. — Алтоша что, совсем умом сдвинулся?
— Вот и я о том же, — вздыхает Азамат. — Он, как я понимаю, очень близко к сердцу принял ситуацию с Айшей. Честно говоря, я не ожидал от него такого рвения помочь девочке… — Азамат встаёт и прохаживается по комнате. — Ещё честнее, я не знал, что он вообще способен так отчаянно сопереживать другому человеку.
— Ну почему, он ведь сопереживал тебе, когда тебя изгнали. Даже увязался следом, не жил на планете несколько лет…
— Это да, — щурясь, соглашается Азамат, — но, во-первых, ему в любом случае нужно было провести несколько лет вдали от наставника, а работа наёмника престижна, да и визитов домой никто не запрещал, во-вторых… Понимаешь, это другое. Он всё детство на меня очень сильно полагался, особенно после смерти отца. Он ведь и готовить никогда не умел, и в принципе был неприспособлен к самостоятельной жизни. Естественно, без меня ему сразу стало очень трудно, не к кому пойти за помощью и советом. Поэтому, как мне кажется, сопереживание там играло второстепенную роль, чисто с практической точки зрения ему было намного комфортнее со мной, чем без меня. А тут совсем другая история, он ведь совершенно не нуждается в Айше, но тем не менее печётся о ней, как о родной.
— Погоди-погоди, — перебиваю я. — Ты хочешь сказать, что полагаешь, будто единственный человек, который не бросил тебя
Азамат возводит очи горе.
— Лиза, ну что ты на меня тему переводишь, я ведь не о том!
— Ну почему, ты как раз о том, — возражаю я. — Ты считаешь, что Алтонгирел неспособен к сопереживанию только потому, что не веришь, будто он сопереживал тебе. Но вот помнишь, когда Эцаган был ранен, Алтонгирел ведь ему сопереживал, правильно?
— Ну ты сравнила! Эцагана-то он любит!
Поскольку мы говорим на муданжском, Азамат использует то самое слово "любить", которое означет "любить как друга или члена семьи". На чём я его и ловлю.
— Хочешь сказать, тебя он не любит?
— Лиза, чего ты цепляешься к словам? Мы с ним друзья, что ещё ты ожидаешь услышать?
— Видишь ли, котик, — я подцепляю его под локоть и присоединяюсь в расхаживании по комнате. — Мне Алтонгирел совершенно не кажется человеком, неспособным к сочувствию. Он с некоторым трудом выстраивает отношения с окружающими людьми, это правда, но я бы не назвала его бесчувственным или расчётливым. А вот за тобой водится не замечать, что твоя жизнь кому-то небезразлична.
— Мне всегда говорили, что скромность — это хорошее качество, — сообщает Азамат куда-то в сторону.
— Скромность предполагает, что ты не выставляешь свою значимость напоказ, а не то, что ты о ней не подозреваешь. Ведь получается, что ты считаешь Алтонгирела хуже, чем он есть.
— Ты его защищаешь? — усмехается Азамат. — От меня? А мне казалось, вы не ладите…
— Я не его защищаю, а тебя пытаюсь понять. С Алтонгирелом мы ладим так себе, хотя последнее время получше, чем раньше, но тем удивительнее для меня, что ты о нём худшего мнения, чем я!
— А я не могу взять в толк, почему тебя так волнует моё отношение к
Алтонгирелу. Я заметил, что ваши отношения значительно потеплели, а стоит мне отвернуться, как тут же появляется Ирлик-хон и втягивает вас обоих в какое-нибудь увлекательное приключение! — заканчивает он внезапно эмоционально.
— Вот потому и волнует, — медленно произношу я. — Если уж ты не доверяешь Алтонгирелу, которого знаешь с детства, и считаешь, что он остался твоим другом исключительно потому что ему было так удобнее, то страшно представить, что ты думаешь обо мне.
Азамат устало трёт глаза — а ведь ещё только утро.
— Лиза, ты знаешь, что я о тебе думаю. Что ты самая лучшая и самая красивая, и что без тебя моя жизнь походила бы на попытку вплавь преодолеть океан Гэй посреди зимы. Неужели ты всё ещё сомневаешься в моих чувствах?
— Нет, но ты почему-то сомневаешься в моих, — развожу я руками. — Ирлик может составить тебе конкуренцию примерно с тем же успехом, что Хос. Или, скажем, какое-нибудь диковенное растение. Мне, конечно, любопытно, у нас ведь, на Земле, нет богов, но ты же не можешь всерьёз полагать, что мне может быть интересен как мужчина некий полугуманоид, который может в любой момент забыть, кто я такая и как его самого зовут!