О Боге Живом
Шрифт:
Вот оно - Божие утешение: указание пути через пустыню, - тепло, растапливающее то, что застыло и замерзло, - влага, утоляющая жажду бесконечной полноты - целительная сила, восстанавливающая здоровье, - вновь дарованная чистота и красота.
И вот еще что, притом самое важное: это песнопение, как будто рожденное из самой уединенной тишины, ничуть не теряет из виду повседневную жизнь со всеми ее тяготами, со всем ее шумом и нуждой. Тут только и есть настоящее утешение.
Утешение, о котором тут говорится, должно проникать во всю нашу повседневность. Среди работы должно сказаться некое Присутствие, дающее отдых, в жару среди тягот должно повеять освежающим дуновением, среди горя и печали должен сочиться источник утешения. Именно таким должно быть это утешение, чтобы оно не иссякало среди тяжких терзаний существования. Настолько живой должна быть эта жизнь, чтобы никакая превратность не могла ее задушить.
Это должно быть утешением от Бога Живого.
Новое
Мы уже говорили о таинственной жизни, которая вливается в Человека из Божией любви, «свыше», «с неба», той жизни, которая ему даруется и вместе с тем глубочайшим образом ему самому принадлежит, так, что только в ней он становится тем, чем он по настоящему должен быть. Как же обстоит дело со всем тем, что нас окружает? Только ли человеку предназначена эта таинственная новая жизнь? А со всем тем, что есть в огромном и богатом мире, - с гордыми и благородно- прекрасными горными вершинами, с деревьями и с полнотой и загадочностью их тихой жизни, с красотой звезд, с безмерными силами мироздания, с бездонной вселенной, так глубоко и так мощно утверждающей свое бытие, - со всем этим как? Все великое и драгоценное, что нас окружает, - все это выпадает из тайны даруемой нам божественной жизни? Достигает ли эта жизнь только туда, куда достигает человек?
Некоторым людям свойственно ощущение какого то глубокого ожидания в окружающей нас природе. Точно в ней не только вещи, которые можно взять и использовать, но и нечто большее. Сказки лепечут о повсеместной тайне, о повсеместной тоске и о чуде свершения.
Только ли это игра воображения? Или этим угадывается нечто реальное?
В Послании к римлянам Святой Апостол Павел говорит: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (8, 19 и д.). Удивительные слова. Словно они хотят сказать, что мир не закончен, не замкнут, что он ждет своего завершения, рвется к нему с мучительной силой, и что в этом мире есть нечто, стремящееся стать, подняться, но не способное сделать это собственными силами, а потому и зависящее от «откровения славы детей Божиих». Что это означает?
Приходилось ли нам уже когда нибудь видеть, как настоящий ребенок обращается с вещами? Все вещи вокруг него живут. Когда вещь попадает в поле зрения ребенка, в его сердце, в его руки, она приобретает сказочно свободную жизнь. Тут она означает нечто гораздо большее, чем для нас, взрослых. Она обладает совсем иной глубиной. Нечто скрытое выступает вперед и проявляется свободно. Тут вещи словно доверяют одна другой. Появляется некий образ, который иначе не был виден, и он-то и оказывается самым главным. Вещи говорят, они «на ты» между собою и с маленьким человечком, они оказываются совсем по-другому дружественными и привлекательными и сильными и опасными...
Потом ребенок становится старше и вое это исчезает. Ребенок вырастет, станет разумным, будет пользоваться вещами, владеть и наслаждаться ими - тогда они лишатся той прежней свободной жизни. Они попадут в оковы, онемеют, станут тощими и однообразными. Лишь в некоторые мгновения тайна будет снова являться, поднявшись из глубин, - скажем, весной, когда все рвется к новой жизни, или в темную, что-то нашептывающую ночь. Но это только мгновенная волна, мимолетное дуновение, быстро исчезающее.
И бывает, что перед нами встают образы, личности, вокруг которых словно пробуждается нечто похожее, - но выше, по-иному высоко, чище и святее. Святой Франциск Ассизский был, например, таким. В «Венке цветов» о нем рассказывается, как он созывал рыб и им проповедывал, как говорил птицам о славе Божией, как ему внимал волк в Губбио и послушался его увещавающего слова; конечно, все это - легенды; но если вокруг действительно существовавшего человека можно сплетать такие легенды, то это уже что-то означает. Это значит: самый этот Франциск Ассизский был таким человеком, вокруг которого вещи оказывались не такими, как у других людей. В его близости вещи приобретали новую сущность. Они освобождались от своей немоты, с них спадали оковы, увядшее в них расцветало, они становились прекрасными, свободными и благородными. И больше того: в них пробуждалось нечто совершенно новое. Не сказка, а чудо. Но «чудо» не в фантастическом смысле, а так, что вблизи с этим подлинным чадом Божиим и с его блаженной «славой», его переполнявшей, в них - в вещи - проникало нечто со стороны, от Бога. И это было то самое, чего они ждали с тоскою и мукой, - то самое, что только может наполнить их содержанием и сделать их вполне самими собой... Это и чувствовали люди; чтобы это выразить, они и оплетали вокруг Франциска такие легенды. То самое, что Апостол Павел имел в виду, здесь начинает осуществляться: «Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих». В святом Франциске и вокруг него, эта слава детей Божиих начала являться. В его близости мир начал становиться блаженным.
Если мы теперь откроем последнюю книгу Священного Писания, Апокалипсис, книгу Тайного Откровения, то мы прочтем о притеснении, которое претерпевает в мире святая жизнь, исходящая от Бога, и о борьбе, в которой она должна устоять; но прочтем и о славе, которая изольется от Бога на все творение. Весь Апокалипсис полон глубокой тайны любви Божией не только к человеку, но и ко всем вещам.
Понимать это нужно во всей чистоте. То, что Бог любит также и вещи, принадлежит к самой сердцевине христианской веры. Солнце, звезды, деревья, все вещи ограниченные в пространстве и во времени, всех их, немых и, в отличие от нас, не имеющих души, - их всех Бог любит, и любит их в особенности.
Если только обратить внимание на те места Священного Писания, в которых это просвечивает, то видишь, до чего они прекрасны. В начале Ветхого Завета, там где говорится о сотворении мира Богом, сказано: «И Он увидал, что все хорошо». Тут любовь Божия улыбается красоте Его созданий. Но и защита Его мира содержится в этом изречении. Когда оно писалось, были люди, утверждавшие, что мир плох, потому что происходит от злого начала, - он, будто бы, сотворен злою силою. И тут священный текст говорит: нет, - то, что создано Богом, хорошо. Перелистываем дальше священную книгу. Речь идет о грехе, о порче и страдании, проникших через грех в мир и в вещи, об обмане и соблазне, которые теперь в них оказались. Но никогда мир не признается потерянным. Бог всегда сохраняет его в Своей руке. Этот мир - Его мир. Несмотря на все опустошения, на нем остается Божия печать, образ Божий остается запечатленным в порядке мироздания, в бесчисленных формах, вещах и событиях, и стоит только приблизиться к ним с благочестивым и просветленным сердцем, как они заговорят о своем Создателе. Благостным взором смотрит на них Христос. Цветы и птицы, поля и виноградники оживают в Его притчах. Он нам открыл, что в развитии мировых судеб свершается великая тайна Промысла Отца, что вещи служат при этом сосудами и орудиями, вестниками и указаниями детям Божиим. Из вещей этого мира, из крещальной воды, из хлеба и вина Тайной Вечери, Он извел источники, вечной жизни... Апостол Павел говорит, что в видимом существовании вещей можно узреть бытие и действие Невидимого Бога; и посредством глубоких образов он возвещает тайну мира, ожидающего своего возрождения и по нем тоскующего. Все это - знаки, знаки того, что Бог ценит вещи, что Он любит их, очень любит... А потом эта тайна освещается ярким светом в последней книге Священного Писания, в Апокалипсисе. Там слава любви Божией потоком течет через все вещи. Глубже всего это выражено изумительным изречением о «новом небе и новой земле». Тогда потонет всякая боль, всякое утеснение и всякая злоба, - все «что было раньше» и происходило от греха. Все станет свободным. Все раскроется. Все преобразится.
Воскресение Господа - и то, что перед этим произошло на горе Преображения, - показывает нам раскаленную божественную сердцевину этого превращения. Тело Господа преобразилось, как выражение внутренней славы. Но преображенный Господь продолжает жить. И продолжает действовать. Он вовлекает мир в Себя. Его цель - превратить мир в одну великую тайну Своей таинственной преображенной жизни, - не только людей, но и всякую тварь, чтобы «под Ним как Главою соединилось все, что есть на небе и на земле и под землею». Все творение составляет единство, действенно пронизанное мощью Его богочеловеческой жизни. Все становится жизнью! Все - светом! Все - одной единой красотой любви!
Как говорит об этом Апокалипсис! Видения встают одно за другим. Хоры величественных образов, облеченных в белые одежды с золотыми венцами, низко склоненных в молитве... Необозримые воинства, воспевающие хвалу, и пение их подобно громовому шуму могучих вод... Воздетые золотые светильники, пылающие перед высоким Престолом. Престол же воздвигнут из золота, хрусталя и изумрудов... Небесный град, со стенами из драгоценных камней, с воротами вырезанными каждые из одной жемчужины, с золотыми улицами, где золото чисто как прозрачное стекло, - преизбыток славы, стремящейся выразиться в неописуемых образах. В этом граде не нужно светильников, потому что его светильник - Агнец Божий, и Божий свет озаряет его насквозь. Пища в нем - плоды древа вечной жизни, вырастающие из сверкающего потока... Все это - образы, сравнения, дающие почувствовать ту красоту, которая должна воссиять из всякой твари, преображенной силою Божией, когда слава детей Божиих станет явной. В этой красоте - восторг Самого Бога, и ее предвозвещают таинственные слова, говорящие о нисхождении святого Града и о том, как Невеста идет навстречу Агнцу.
Иногда, под вечер, после очень ясного дня, наступает час, когда воздух становится совсем чистым и все вещи кажутся прозрачными. Всюду тогда разлита нежная и мощная красота. Она - отблеск грядущих «нового небо и новой земли». Она осеняет все как провозвестница преображения.
Еще это только обетование. Но Божий свет сердечный прорвется, - тот свет, который есть жизненная ясность и любовь. Он прорвется из всех вещей и вое они засияют. И мы тогда увидим воочию, что значат эти слова: Бог любит Свое творение.