О чем думала королева?
Шрифт:
Ты сказал, что день Ч был не тогда, когда это считается и признано всеми, а тогда, когда ты стоял у окна, как дурак…
Конечно. Именно тогда и произошла эта маловероятная склейка… просто… положительная обратная связь.
Расскажи, что было потом.
Зачем? Уж это всем известно.
Наших читателей интересует твое личное восприятие десятого августа и тех событий. Как будущий нобелевский лауреат воспринял то, что возникло в результате его математических и физических изысканий?
Какой слог… Может, придумаешь не такую замысловатую формулировку? Ваш читатель может и не понять…
Наш читатель не такой дурак, как тебе, может быть, кажется. Ладно,
Конечно. Давай я все же по порядку, ты опять перескочила через целую эпоху… Статья осталась в сети, и на следующий день Вигнер из Принстона написал заметку с решением проблемы связки – об этом тоже говорилось в моей нобелевской речи. Связка трех квантов – заметь, что сама идея существования трех видов темного поля – ментального, экспериментального и физического – ни у кого возражений не вызвала, потому что все уже были к восприятию такой идеи подготовлены – и моими статьями, и работами того же Вигнера, а еще Полански из Кракова, Зоммерфельда с сотрудниками из Сиднея… в общем, многие в этом поучаствовали, конечно. А я… Что я? У меня была апатия. Депрессия. Мне было все равно. Я уже понял, что произошло, а мир – еще нет. Я сидел дома, не ходил на работу, сказался больным, да я и был болен, все представлялось в мире ненужным, неважным, ничего не хотелось, только стоять у окна и пялиться в пространство между двумя домами… Иногда выходил из своей комнаты в мир… в сеть, то есть, а там все бурлило, мою статью обсуждали, дополняли, развивали, мой почтовый ящик был забит письмами от коллег, комментариями… я ничего не читал, просто опорожнял ящик… и опять смотрел в окно. Несколько раз видел Зою, она гуляла во дворе с мальчиком. По-моему, даже видела меня в окне… Во всяком случае, поднимала голову и смотрела… Пару раз выходил за продуктами. Потом – сам не знаю почему – сел и написал комментарий к собственной статье, дополнил предположение о трехквантовой модели расчетом переброса квантов, находящихся в активном состоянии… Сейчас это называется «Вторая задача Журбина». Вообще-то я был уверен, что эту задачу уже и без меня поставили и решили за то время, что я не следил за публикациями. Оказалось – нет. Все занимались частностями, а следующий шаг опять сделал я. Наверно, это закономерно. Я не сравниваю себя с Эйнштейном…
Другие сравнивают.
…Но он тоже сам сделал следующий шаг – от частной теории относительности к общей. Почему он? Были в то время математики получше… Пуанкаре, например. Но…
А десятое августа?
Да, мы уже подошли. Для меня тот день ничем не отличался от прочих. Честно. Я же тебе говорю: я был то ли в депрессии, то ли… По-русски это называется – запой. Когда уходишь в себя и ничего не замечаешь, кроме… Водкой я никогда не баловался… это для твоих читателей… не знаю, каким бывает настоящий запой, читал только… просыпаешься и ничего не помнишь… вот и у меня… я работал. Сделал все расчеты по второй задаче, поставил в сеть и не увидел даже, что сеть стала какой-то… Потом завалился спать и во сне познакомился с Тиной, она меня сама нашла, да, просто вошла в дверь… закрытую, конечно, и что-то такое сказала, я не запомнил, потому что, во-первых, не ожидал, а во-вторых, я не запоминаю снов… но потом все было хорошо, поверь, все было так хорошо, что утром я не хотел просыпаться, это потом я понял, что просыпаться вовсе не нужно, можно и остаться, а тогда я был совершенно уверен, что сплю, и проснулся, конечно, ты же знаешь, как это бывает… Проснулся и опять сел за расчеты, не обратив никакого внимания на то, что сижу перед экраном, опустив руки… да, честно… мне было не то чтобы все равно, как и что происходит в реальном мире… я думаю, это состояние знакомо каждому математику или физику, когда погружаешься… или писателю, когда из мыслей, из подсознания, вообще неизвестно откуда рождается текст, буковки, слова, и как они у тебя появляются на бумаге или на экране, не имеет ровно никакого значения, ты об этом не думаешь – процесс проходит мимо сознания, только что было в голове, а сейчас уже вот…
Но тебе надо было… ну, не только писать и думать…
Да. Я пару
А в это время…
Ну да. Десятое августа. В это время все и происходило в мире. Кстати… Чем был тот день для тебя? Я не просто так спрашиваю, мне это важно знать.
Проснулась вдруг… Рома стоял у двери… Я посмотрела на часы. Было семь тридцать восемь.
Часы? Почему-то почти все прежде всего обращали внимание на часы.
На нем рубашка шевелилась. Будто хотела сама расстегнуться и сползти на пол.
Ага. Эффект отталкивания. Сейчас не выпускают одежду, какая была до десятого августа.
Конечно.
Кстати, свой костюм ты у портных покупала или…
Нет. Сама.
Сейчас многие предпочитают сами.
Естественно. Кому понравится, когда в ответственный момент юбка начнет своевольничать? Ко всему прочему, это не так поймут…
Сейчас – вряд ли. А у меня самостоятельно не получается. Это тоже способность, как талант к кулинарии, я могу только кофе…
Кофе у тебя замечательный. Ты хоть знаешь, из какой ветви зерна, или…
Знать тут ничего нельзя, полагаться можно только на интуицию, она меня пока не подводила… в том, что касается кофе. Всегда из одной и той же ветви – судя по вкусу.
А ты говорил, что тебе не везет с малыми вероятностями.
Значит, вероятность большая. Для меня. Только и всего. Но ты не…
Да. На Ромке шевелилась рубашка, и мне стало страшно. Ему тоже было страшно, потому что он видел меня… ну, совсем не такой, какой привык, а такой, какой я видела себя сама, когда смотрела в зеркало…
Зеркальный эффект, да. Многих выводил из себя, хотя физически это очень простой эффект и даже предсказанный – один из немногих, кстати, предсказанных эффектов, это было в статье Бернадотта, я на нее в свое время отзыв писал в сетевом журнале.
Да, потом уже… когда все привыкли…
И что дальше?
Он чего-то совсем испугался, увидел в углу, чего я не видела… знаешь, как в «Борисе Годунове»… «что это… там, в углу… колышется, растет…»
У тебя неплохо получается. Особенно, когда стараешься басом.
Не смейся. Мне было не до смеха.
Нет, я понимаю.
Я поднялась, и кровать… ты же знаешь эти убирающиеся кровати.
У всех такие.
У меня уже сил не было бояться… В принципе, все было нормально: я встала, кровать стала тем, о чем я в тот момент подумала, а подумала я о ванне с лавандовым шампунем…
Ох… представляю.
Да, это сейчас легко… Включила телевизор, а там такое… По всем каналам репортажи – из Москвы, Питера, Киева, Самары, из других стран… кто-то даже пингвинов вдруг показал… как они летать пытались.
Извини, что спрашиваю. Если не хочешь – не отвечай. У тебя… я имею в виду…
Хочешь спросить: никто не погиб? Нет, повезло. Во-первых, у всех оказались крепкие нервы. Во-вторых, память. Как это сейчас называется?..
Эффект Бронштейна-Асадеану.
Никогда не могла запомнить.
Бронштейн преподает эвереттику в Бостоне. Асадеану – практикующий врач из Кишинева.
Это я знаю! Однажды брала у Асадеану интервью – не прямое, по менталке, но тоже неплохо получилось. Я говорю не об именах, а о самом эффекте. Что происходит с памятью – я так и не поняла.