О чем думала королева?
Шрифт:
– Но лишние хлопоты для Доркона, столь доброго ко мне… – продолжал Мотя.
– И Доркон будет только рад, если ты уедешь, и я уже начала догадываться почему, – опровергла и этот довод Катя.
Мотя сначала не понял, что имеет в виду Катя, но быстро прочел в ее глазах то, что она понимала под своей догадкой. Кровь ударила ему в голову.
– И ты… – начал он, но Катя его решительно прервала:
– И я уверяю тебя, что никаких шансов у него нет, и что я дождусь тебя или здесь, или в России, или на Марсе – где бы ни уготовила мне ожидание судьба, и сколько бы ни длилось это испытание, потому
Она замолчала и снова посмотрела на него тем взглядом, с которого началась их сегодняшняя встреча.
Мотя, внутренне торжествуя, взял себя в руки, успокоился и сказал:
– Есть в Израиле такой городок – Димона. Я работал там одно время на текстильной фабрике. А в городке есть памятник – хвост разбившегося в этих краях военного вертолета. Так вот, я сейчас подумал, что наша первая встреча была подобна его взлету – преодолению тяжести обыденности и парению над «прозой жизни». А мысль о Дорконе сбросила меня с небес на землю. Но когда упал вертолет, он разбился, оставив людям память о своем парении этим странным мемориалом. А я остался жив, потому что одним своим взглядом ты остановила мое падение в черную бездну ревности и злобы!
…Когда Мотя приехал в Митилены, он нашел Катю, которая только что закончила экскурсию по Византийскому музею, и они вместе пошли к Доркону для оформления Мотиных выездных документов. Разумеется, их сопровождал и Камо, но он не вошел в помещение, а остался на улице – улегся в тени и слушал очередной диск энциклопедии Кирилла и Мефодия (Катя купила ему плеер с наушниками и он занялся самообразованием).
Доркон встретил Катю и Мотю с радушной улыбкой, но в его глазах под рыжими бровями «играли бесенята», так что чуткая Катя внутренне напряглась.
– Поздравляю, Мордехай, работа в НАСА – это большая удача, – сказал Доркон, – но учтите, что, выбрав дорогу в царство Афродиты Урании, вы закрываете себе путь во владения Афродиты Пандемос. Нельзя молиться сразу двум богиням! Особенно этим… Платоническое и телесное, как и гений и злодейство, вещи несовместные! И, лукаво взглянув на Катю, решительно продолжил:
– А вот мы спросим ту, которая это наверняка чувствует лучше нас!.. Скажите, Катя, кого бы вы поцеловали, если бы златовласый Амур и темнокудрый Нарцисс попросили вашей руки?
Мотя, на сей раз прекрасно понявший хитрое коварство Доркона, тоже обратился к Кате:
– Только учтите, что златовласый Амур в момент поцелуя может обратиться в рыжего фавна и, как я однажды услышал в нашем приюте от одной юной девочки-Юлички:
В лесу дремучем и коварном,Где с нечестью не разойтись,Приятно ль прыгать с рыжим фавномчерез скакалочку на бис?А Нарцисс, помнится, предупреждал нимфу, что прежде, чем решится поцеловать, смотрела бы зорче, не лукавый ли фавн смущает ее неопытность, ибо если уж придется целовать, у меня поцелуешь ты губы, у него же щетину!
Катя засмеялась и, торжествующе посмотрев на Доркона, одарила Мотю своим поцелуем – бесхитростным, безыскусным, но таким, что смог всю душу его воспламенить.
Доркон только кисло ухмыльнулся и пробормотал:
– Не так важно, кто и как начал, гораздо важнее, кто и как кончит!..
И не знал он при этом, что сказал сейчас то, что содержит больше смысла, чем вся их с Мотей словесная дуэль…
Глава V
Американская катастрофа
Но по странному устройству вещей,
всегда ничтожные причины родили
великие следствия, и наоборот –
великие предприятия оканчивались
ничтожными следствиями.
В первый же день своего пребывания в Юго-Западном исследовательском институте Мотя попал на церемонию вручения свидетельства о присвоении имени руководителя лаборатории Алана Стерна недавно открытому астероиду. На небе теперь появилась новая планета – Стерн.
И вот тут, среди друзей и единомышленников, но все-таки на официальной церемонии, Алан впервые публично объявил о том, что друзья и единомышленники знали уже давно – он мечтает попасть в царство Плутона при жизни, как уже попал при жизни на небо.
Торжество, по американскому обыкновению, быстро перешло в дружескую пирушку, и кто-то из присутствующих спросил, а зачем все это нужно, и что мы будем иметь в результате «с этого гуся». Стерн ответил, что «изучение Плутона и пояса Койпера – это что-то вроде археологических раскопок, где мы можем почерпнуть информацию о формировании планет». И добавил:
– А в астрономической археологии лавры Шлимана пока никто не примерял. И мне подумалось – если не я, то кто же?
И группа начала работать над проектом миссии к Плутону «Новые горизонты», а Мотя – изучать особенности греческой мифологии, связанные с Плутоном и его окружением.
И, конечно, русский язык и русская поэзия – теперь он не мог без них. Конечно, Пушкин, Лермонтов, Некрасов. Но и «серебряный век», и современная поэзия! А вот это стихотворение Н.Гумилева Мотя просто считал фрактальным геном своего нынешнего состояния:
Я закрыл Илиаду и сел у окна,На губах трепетало последнее слово,Что-то ярко светило – фонарь иль луна,И медлительно двигалась тень часового.Я так часто бросал испытующий взорИ так много встречал отвечающих взоров,Одиссеев во мгле пароходных контор,Агамемнонов между трактирных маркеров.Так в далекой Сибири, где плачет пурга,Застывают в серебряных льдах мастодонты,Их глухая тоска там колышет снега,Красной кровью – ведь их – зажжены горизонты.Я печален от книги, томлюсь от луны,Может быть, мне совсем и не надо героя,Вот идут по аллее, так странно нежны,Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.