О чем думают чехи? 1218 фактов от кнедликов до Альфонса Мухи
Шрифт:
Милая мне здешняя забава – разгадывание ребусов языка, родственного по Кириллу и Мефодию. Почти всегда догадываешься, хотя есть перевертыши, словно сочиненные назло.
О трагической невозможности найти общий язык представителям разных цивилизаций писал вымышленный Куртом Воннегутом писатель-фантаст Килгор Траут. Инопланетянин, на родине которого высшая степень эмоционального возбуждения выражалась попукиванием и отбиванием чечетки, находясь на Земле, вдруг увидел, что загорелась крыша частного дома. Желая предупредить хозяина, он ворвался в гостиную, попукивая и отбивая чечетку, но остался непонятым – хозяин проломил ему голову клюшкой для гольфа.
Конечно же при посещении русскими Чехии все не так безнадежно: чехи – славяне, да и русский язык когда-то учили. Хотя, на мой взгляд, схожесть русского
Однако как раз эти забавные особенности чешского (и польского, кстати) языка – еще один способ получить удовольствие, положительные эмоции во время поездки. Туристы охотно запоминают, записывают всевозможные словечки, вставляют их в разговор. А уж какая это благодатная тема для гидов, желающих внести элемент развлекухи в свой рассказ! Тут каждый может развернуться, и все уже равно, придуманы эти смешные истории-недоразумения с начала до конца или только слегка подредактированы. Пример: якобы случилась еще в советские времена драка между делегацией рабочих из Воронежа и принимающей стороной – рабочими из города Брно. (А Воронеж и Брно – города-побратимы.) Драка, между прочим, грандиозная вышла и произошла прямо на банкете. Вроде всё прекрасно шло, принимали наших отлично, мир-дружба, пролетарии всех стран, соединяйтесь!.. Короче, разбирали этот неприятный инцидент аж на уровне ЦК (все еще помнят, что это такое?). Первым ответ держал зачинщик драки, слесарь-передовик из Воронежа: «Ну виноват, конечно, не сдержался… Но ведь достал меня этот кнедлик чешский, прям вцепился, как клещ. С утра еще, когда на лодочках катались, падлой меня ни с того ни с сего обозвал. Ну я стерпел тогда, проглотил. Что я, не понимаю – международное положение и все такое. А в ресторане уставился на меня, лыбится нахально, а потом вдруг заявляет, что я урод и что у меня рожа воняет! Ну тут уж я…» А на другом краю соцлагеря чешский пролетарий недоуменно пожимал плечами: «Я все как лучше хотел, на лодках катались – на весла вместе сели. Возьми весло, говорю так вежливо (весло по-чешски падло). В ресторане его обхаживал: симпатичный ты мужик, говорю. Сказал еще, что розы хорошо пахнут, которые их делегация на стол поставила (по-чешски – рожи вони). И чего этот русский так взбеленился?!»
Правда, обычно рассказывают менее драматичные и масштабные истории. Например, русская туристка, сидящая в автобусе на первом сиденье, вдруг взволнованно заявила, что у нее пропал кошелек. Водитель-чех, в понимании которого кошелек – это нижняя женская рубашка (комбинация то есть), был крайне удивлен самой возможностью подобной кражи, но все-таки решил провести проверку, благо его место находится ниже уровня остальных сидений в салоне. Деликатно обернувшись, он с облегчением заверил пани, что та волнуется напрасно.
А вот пришел черед удивляться уже чешским туристам. Когда их автобус ехал по нашему Черноморскому побережью, девушка-гид, указывая на скопление людей на берегу, сообщила, что здесь соревнуются подводники. Подводниками у чехов зовут мошенников. «Как, неужели у вас проводят такие соревнования?!!» – «Ну да, регулярно. Кстати, в прошлом году чешские подводники первое место заняли…» И представьте, какой гомерический хохот огласил седые стены Карлова университета во время научного симпозиума, когда руководитель российской делегации представил своих молодых коллег как «питомцев нашего университета». Питомцами чехи называют болванов.
Вот такими незатейливыми и не слишком правдоподобными историями гиды развлекают время от времени туристов. Я поднатужился и тоже внес свою лепту: рассказываю путешественникам о том, как мой земляк из Инты, Володя, посетил Чехию, с большим удовольствием отведал местного пива, но в совершенный восторг привела его надпись на мусорных бачках: «Для одпадков». Как долгоживущи бывают впечатления о поездке: еще год после этого Володя называл отпадками интинских милиционеров.
И еще охотно обыгрывают эти забавные словечки те, кто о Чехии пишет. Начиная, наверное, с Аркадия Аверченко, который, если верить его рассказу, умудрился поскандалить в знаменитом ресторане на Вацлавской площади. Доведенный до белого каления нерадивым официантом и особенно его предложением поесть «салат из окурков», он на весь зал крикнул, что «заказал пиво», чем вызвал возмущение чешских посетителей – кто это посмел запретить их любимый напиток?! Петр Вайль удачно
Самое хрестоматийное, известное многим еще до поездки в Чехию словечко – это, конечно, позор. Настолько известное, что великий чешский хоккеист Яромир Ягр, игравший один сезон в России в омском «Авангарде», так высказался на пресс-конференции после крупного поражения своей команды: «Это позор! Есть такое русское слово – позор!» То есть остроумно обыграл его «от обратного». А уж в Чехии туристу не обратить внимание на многочисленные таблички с надписью «POZOR» просто невозможно (только произносится позор – ударение у чехов на первом слоге). Особенно забавляют надписи на дорожном полотне «позор – дети», то есть «осторожно – дети». На втором месте в рейтинге популярности у наших туристов, пожалуй, стоят черствые потравины. Здесь как бы двойная издевка: свежайшие, вкуснейшие сыры, копчености, хлеб – и под такой непотребной вывеской!
Еще одна приятная особенность чешского языка – многие слова звучат для нашего уха ласкательно-уменьшительно, будто чехи не со взрослыми разговаривают, а с детишками лепечут. Когда у нас в рекламах встречается слово супчик, меня это раздражает. А вот чешское пивечко (так они называют свое любимое пиво) звучит вполне органично. Стюардесса по-чешски летушка, причем слово это вполне официальное. Холодильник – ледничка, утюг – жехличка, проездной билет – йизденка. Ласковый народ чехи! Во всех исторических текстах любимая чехами мать Карла IV названа Элишкой, только изредка добавляется в скобках Елизавета. Точно так же и святая Анна Чешская – Анежка. Наш новый гид по Праге, интеллигентная пожилая дама, представилась мне Элишкой. Хоть и знаю давно эту особенность чешского языка, все равно, обращаясь к ней по имени, преодолевал некоторое внутреннее сопротивление – не фамильярно ли? А вот другая женщина-гид, с которой я давно работал и звал ее Леной, вдруг дала мне визитку, из которой я узнал, что ее полное имя Ленка(!). Ну нет, тут уж увольте, я себя не пересилю – взрослую солидную даму, да на рабочем месте, звать Ленкой!
А вот теперь задумаемся над метким определением Петра Вайля: «праславянский детский лепет». Помните летадло, плавидло, возидло? И с грустью придем к выводу: чешский и польский языки в гораздо большей степени сохранили изначальные славянские корни, чем наш «великий и могучий», в них гораздо меньше иностранных заимствований. На первый взгляд это кажется непонятным – сильнейший прессинг немецкого языка, многолетний запрет на обучение на чешском, в «приличном обществе» – только на немецком! Я имею в виду прежде всего время господства Габсбургов, но сильнейшая экспансия немецкого языка началась гораздо раньше – как минимум с XII века. Однако сложившаяся ситуация только кажется противоречивой; наоборот, загнанный в подполье национальный язык занимает круговую оборону, «консервируется», а во времена более благоприятные выходит на поверхность и стараниями ревнителей и просветителей расцветает, не оскверненный иноязычными заимствованиями. А мы, никем не завоеванные, позволяли себе роскошь перенимать иноземные словечки, пока не забили тревогу славянофилы, не предложили заменять привычные уже термины и понятия на наши, исконные, от славянских корней происходящие. Поздно, возидло уехало: уж больно неуклюже, искусственно и совершенно комично выглядят сейчас эти попытки. Не растерять бы того, что сохранилось на сегодняшний день, букву «Ё», например!
Суровый пурист адмирал Шишков, министр просвещения в пушкинские времена, на полном серьезе предлагал вместо иноязычного тротуар употреблять топталище, вместо галоши – мокроступы, вместо фортепиано – тихогромы и т. д. Однако заслужил только снисходительные насмешки, в том числе и от самого Пушкина, который, употребив в «Евгении Онегине» французское выражение, иронически заметил: «Шишков, прости: / Не знаю, как перевести…»