О чем молчат фигуры
Шрифт:
Однако в значительной мере мой конечный результат объясняется катастрофическим счетом с занявшим последнее место Штальбергом — 0:2!
Швед вообще оказался для меня трудным и неудобным противником. Через 10 лет на турнире в Бевервейке получив с ним совершенно выигранную позицию, я даже подумал про себя: «Неужели могу проиграть и эту партию?» Таки смог, зевнув мат в два хода! Лишь наша последняя встреча, где я имел также большой перевес, завершилась ничьей. Случилось это за два года до его смерти.
Однако вернемся к турниру.
— Очень удачно, что вы здесь оказались, — сказал комиссар, — в Вене сейчас проходит неделя австро-советской дружбы. Хотите сыграть матч с местными мастерами? Если вы согласны с моим предложением, то после матча я устраиваю вам банкет. Если не согласны, то данной мне властью все равно оставляю вас в Вене, но банкета уже не будет!
Нам по душе пришелся больше первый вариант.
Конечно, после двухмесячного напряженного турнира играть было нелегко. Тем не менее, мы победили сборную Австрии с большим счетом. Состоялся и обещанный банкет.
На нем присутствовали Ильичев с женой, командующий советскими войсками в Австрии маршал Бирюзов с женой и вся наша делегация.
Банкет проходил в стремительном темпе. Комиссар приказывал:
— Всем налить.
После того, как были наполнены бокалы, он обращался к кому-нибудь из нас:
— Ты говори тост!
После того, как тост был произнесен, подавалась третья команда:
— Приказываю всем выпить!
Неудивительно, что уже через пару часов, основательно набравшись, мы вернулись в гостиницу…
Не спорь с начальством
В январе 1954 года я отправился в Киев на очередное XXI первенство СССР. Специально я к нему не готовился, но оказался в хорошей форме: сыграла свою роль основательная теоретическая подготовка, которой я занимался перед турниром претендентов, а также наигранность на нем.
Став чемпионом страны, я опередил ближайших конкурентов Корчного и Тайманова на полтора очка, не проиграл ни одной партии, выиграл целых десять. За всю историю чемпионатов Советского Союза, кроме Ботвинника в 1944 и 1945 году никто не показывал более высоких результатов. Причиной этого была ожесточенная борьба за лидерство между Корчным и мной, происходившая во второй половине соревнования.
Золотая медаль, которую я получил, оказалась уникальной: на ней выгравировано «Министерство здравохранения»! Объясняется это тем, что после смерти Сталина Спорткомитет некоторое время находился в подчинении этого министерства, а председатель Спорткомитета был в чине замминистра здравоохранения.
Вскоре после окончания чемпионата сборная команда СССР, правда без Ботвинника и Смыслова, игравших матч на первенство мира, отправилась в Аргентину, чтобы
На обратном пути мы неделю провели в Париже, сыграли со сборной Франции, которую возглавляли выходцы из России, ветераны О. Бернштейн и С. Тартаковер. И тоже победили с внушительным перевесом. Помню любопытную деталь: один из французских шахматистов Р. Белькади играл под двумя флагами — Франции и Туниса.
Однако вернемся в Аргентину. Вместе с командой туда отправились два посторонних лица. Один, журналист из «Правды», говоривший по-испански, исполнял обязанности переводчика, другой считался заместителем руководителя делегации и в основном выполнял роль надзирателя.
Когда матч закончился, пригласившая нас Шахматная федерация Аргентины организовала выступления советских гроссмейстеров с платными сеансами одновременной игры на различных предприятиях Буэнос-Айреса. Одновременно наше посольство с помощью института Аргентина — СССР решило устроить вечер встречи нашей команды с трудящимися города.
Не знаю, по какой причине, оба мероприятия оказались несогласованными. Большая часть гроссмейстеров, в том числе руководитель делегации В. Рагозин, прибыли на этот вечер со значительным опозданием. Работники посольства, готовившие встречу, были недовольны: важнейшее, по их мнению, политическое мероприятие оказалось на грани срыва. А наши два сопровождающих подлили масла в огонь, доложив, что это произошло потому, что гроссмейстеры хотели заработать. И наш посол в Аргентине, которого к тому же я имел неосторожность обыграть во время сеанса в посольстве, пожаловался в Москву.
«Разборка» проходила на заседании коллегии Спорткомитета. Как рассказывал Рагозин, вопрос о платных сеансах дошел до Хрущева, и тот спросил: «А почему мы не должны брать деньги с капиталистов?» И вопрос потерял свою остроту. Но два сопровождающих донесли также о поведении одного из запасных, Толуша. Несдержанный и резкий, он иногда ворчал на официантов в ресторане, где мы питались, и заслужил у них кличку «плохой».
Председатель Спорткомитета с пафосом осуждал Толуша, а я, слушая его в пол-уха и думая о чем-то своем, имел неосторожность улыбнуться.
— А ты чего лыбишься? — вдруг рявкнул Романов, подойдя ко мне. — Думаешь, за тобой грехов нет?
Я опешил и, не чувствуя за собой никакой вины, попробовал защищаться:
— В чем вы меня можете обвинить, Николай Николаевич? Где у вас факты?
— Факты! — продолжал неулыбчивый Романов. — Зайди к Постникову, он тебе все карманы завалит фактами!
Я сидел как оплеванный. Когда «разборка» закончилась и все стали расходиться, тогдашний председатель федерации (в то время она еще называлась шахсекцией) В. Виноградов сказал, обращаясь к кому-то: