О Чудесах. С комментариями и объяснениями
Шрифт:
§ 32. Если верно то, что я сказал в начале своего труда (а я в этом не сомневаюсь), именно что различия, наблюдаемые в нравах и способностях людей, зависят от воспитания в большей мере, чем от чего бы то ни было другого, то мы вправе сделать вывод, что в деле формирования детской души необходимо проявлять большую заботливость и что даже в ранние годы нужно давать ей такое направление, влияние которого сказывалось бы во всей жизни наших питомцев, ибо, если они будут поступать хорошо или дурно, похвала или порицание будут относиться именно к этой подготовке, и в случае совершения ими какой-либо неловкости общий голос решит, что виновато здесь их воспитание.
Неловкость (awkward thing) – понятие аристократической этики, означающее грубый и неуместный поступок, который будет расценен как недопустимый всем кругом аристократов.
§ 33. Сила тела состоит главным образом в способности переносить лишения; точно так же обстоит и с душой. Великий принцип и основа всякой добродетели и достоинства заключаются в том, чтобы человек был способен отказываться
Наклонность (inclination) – имеет более широкий смысл, близкий нашему «склонность». Это не только устойчивые привычки, но и вообще любые предпочтения, любые душевные движения в сторону желанных вещей.
§ 34. Большая ошибка, которую я наблюдал в деле воспитания детей, заключается в том, что родители редко уделяют достаточное внимание тому, чтобы сделать душу ребенка послушной дисциплине и разуму, и как раз в тот наиболее подходящий для этого период, когда юная душа наиболее нежна и легче всего подвержена воздействию. Родители, которым природа мудро внушила любовь к детям, очень склонны, если разум не контролирует этой естественной привязанности со всей бдительностью, очень склонны – скажу я – позволять ей переходить в слепую влюбленность. Родители любят своих малюток, и это их долг; но часто они любят в своих детях также их недостатки. Нельзя, видите ли, ни в чем перечить детям; надо во всем предоставить им возможность поступать по своей воле; а так как дети в свои годы не способны к большим порокам, то родители думают, что можно без риска проявлять снисходительность к маленьким отступлениям от правильного поведения, что можно забавляться их милой шаловливостью, которая, по их родительскому мнению, вполне подходит к этому невинному возрасту. Но уже Солон очень хорошо ответил одному такому нежному родителю, который не хотел наказать ребенка за одну скверную выходку, извиняя ее тем, что это не важная вещь: да, сказал Солон, но привычка – важная вещь.
Отступления (irregularities) – любые нарушения правил поведения, что правильнее было бы переводить словом «шалости», в то время как «шаловливость» в оригинале названа сильнее: «искаженность», «извращенность», иначе говоря, уже неоднократное нарушение одного и того же правила.
Солон – афинский законодатель. Наш философ ошибся: согласно Диогену Лаэртскому, эти слова принадлежат не Солону, а Платону. Далее Локк подробно рассуждает, почему детей нельзя баловать.
(…) Но и в тех случаях, когда на долю детей выпало счастье такого родительского ухода, при котором благоразумие родителей удерживает их от излишеств стола и приучает к простой и неизысканной пище, дети едва ли могут быть ограждены от заразы, отравляющей их душу: здоровье детей, может быть, и достаточно хорошо оберегается благоразумным уходом, пока они находятся под опекой, однако их желания неизбежно следуют урокам, которые преподносят им со всех сторон в этой области эпикурейства. То признание, которым везде пользуется хорошая еда, не преминет с успехом подстрекнуть естественный аппетит и быстро возбудит в детях страсть к изысканному столу и склонность тратиться на него. Ведь все, даже обличители порока, называют это «хорошо жить». А что угрюмый разум решится противопоставить общественному мнению? И может ли он рассчитывать, что к его голосу прислушаются, если он назовет излишеством то, что так хорошо ценится и всюду практикуется среди людей высшего круга? (…)
Эпикурейство – одна из ведущих античных философских школ, здесь слово употреблено в расхожем смысле «тяга к наслаждениям». Локк не одобряет такого эпикурейства, видя в нем компенсацию неблагополучия отдельными наслаждениями.
«Хорошо жить» (living well) – расхожее выражение, означавшее полное благополучие.
§ 38. Мне кажется ясным, что основа всякой добродетели и всякого достоинства заключается в способности человека отказываться от удовлетворения своих желаний, когда разум не одобряет их. Эту способность надо приобретать и совершенствовать посредством привычки, которая становится легкой и естественной, если упражняться в ней с ранних лет. Поэтому, если бы я мог рассчитывать, что меня послушают, то я бы посоветовал – в противоположность тому, что обычно делают, – приучать детей с самой колыбели подавлять свои желания и не руководствоваться своими влечениями. Первое, чему они должны научиться, – это понимать, что они получают ту или иную вещь не потому, что она им понравилась, а только потому, что она была признана подходящей для них. Если бы им давали только то, что им действительно необходимо, и всегда отказывали бы им в том, чего они требуют с плачем, они научились бы обходиться без желаемого и никогда не настаивали бы на своем с плачем и капризами; они бы и наполовину не были столь несносными для себя и для других, какими становятся обычно, если их с самого начала не воспитывают, как я предлагаю. Если никогда не допускать исполнения их желаний только из-за выражаемого ими нетерпения, они так же мало будут плакать при отказе в чем-либо другом, как мало плачут из-за того, что им не дают луны с неба.
§ 39. Я не хочу этим сказать, что детям ни в чем не нужно давать поблажки или что я рассчитываю на то, чтобы они, не перестав еще носить детское платье, могли обладать разумом и тактом мужей света. Я вижу в них детей, которые нуждаются в нежном обращении, для которых игры и игрушки являются
Такт (conduct) – поведение, основанное на идее умеренности, поведение, в котором человек все время контролирует себя, а уже потом – вежливость.
Локк обозначает главную цель аристократического воспитания – добиться, чтобы все нравственно одобряемые жесты выглядели естественно. Такое требование восходит к идеалу риторики, созданному Цицероном, идеалу искусной безыскусности: нужно очень хорошо продумывать свою речь, но произносить так, как будто она – экспромт. Такой социальный идеал риторики был превращен в идеал придворного поведения в ренессансной Италии, прежде всего в труде Бальтассаро Кастильоне «Придворный», где впервые было сформулировано представление, что аристократ опознается по телесным жестам, по особенностям пластики, движения, взгляда. Конечно, еще в «Теэтете» Платона признаком свободного человека названа прямая осанка, но особенность Кастильоне в том, что он требует той же риторической безыскусной искусности для языка тела. Аристократ должен быть нетороплив, несколько небрежен, не спешить сразу выражать эмоции. Это может выглядеть со стороны как небольшая рассеянность, но именно такой человек, в отличие от амбициозного буржуа, привлекателен для светского окружения.
(…) Если кто-либо станет разбирать, в чем заключается приятность в обращении, которая всегда нравится, то он убедится, что она проистекает от естественного согласия между действием и тем внутренним настроением, которое, бесспорно, соответствует данному случаю. Нам не может не нравиться гуманный, доброжелательный и деликатный характер, где бы мы с ним ни сталкивались. Свободный дух, владеющий собою и всеми своими действиями, не низменный и не ограниченный, не высокомерный и не дерзкий, не запятнанный никакими серьезными пороками, – вот что пленяет каждого. Поступки, которые естественно исходят от такой благородной души, также нам нравятся, как ее подлинные внешние проявления, и, поскольку они являются как бы естественными эманациями духа и внутренней настроенности, они могут быть лишь свободными и непринужденными. В этом, мне кажется, заключается та красота, которая светится сквозь поступки некоторых людей, украшает все, что они делают, и пленяет всех, кто с ними соприкасается: постоянной практикой они придали своему поведению его форму, и мелкие выражения вежливости и уважения, которые установлены в человеческих взаимоотношениях природой или обычаем, они сделали в себе настолько непринужденными, что те кажутся не искусственными или заученными, а естественно вытекающими из душевной мягкости и благожелательной настроенности.
Приятность в обращении (gracefulness) – можно было бы перевести как «грациозность», у Локка это аристократический идеал вдохновенного и учтивого общения, которое при этом воспринимается как полностью естественное. Добиться такой естественности человек, не получивший должного воспитания, не может.
Внутреннее настроение (буквально «темперамент ума») – так Локк называет первичные реакции на ситуацию, например, склонность возмущаться. Он говорит, что грациозность возможна только при согласии этого темперамента с действием, скажем, если человек, возмущающийся несправедливостью, сразу предпринимает против нее меры, или наоборот, восхищающийся благородством других людей, проявляет к ним щедрость.
Эманация – термин античного неоплатонизма, означающий буквально «истечение», непосредственное порождение природных явлений из высшей божественной природы, когда, к примеру, душа человека признается продолжением божественной души, как бы отпочковавшейся от нее или вытекшей из нее вовне. Учение об эманациях с трудом совместимо с библейским учением о творении, поэтому из европейской философии оно почти полностью ушло, но сохранилось как поэтическая метафора. Так и здесь слово употребляется в рамках риторически насыщенной физиогномики, когда выражение лица позволяет угадать внутренний настрой. Слову «настроенность» в оригинале соответствует disposition – расположенность, предрасположенность.
Светится – буквально, «сияет». Световые метафоры такого типа были обычны в церковной риторике эпохи барокко, поскольку они соединяли представление о норме с представлением о святости, которая окружена божественным сиянием, как мы знаем по нимбам или лучам в живописи и по библейской образности «сияющей славы Божией».
Вежливость – важное понятие, буквально звучащее как «цивильность» или «цивилизованность». Еще в «Тимее» Платона вежливость-цивилизованность соотнесена с грамотностью – кто умеет писать, тот умеет давать себе отчет в своих поступках, как с помощью письменности делают бухгалтерский отчет. Значит, поступки этого человека будут полны самоотчета и достоинства. Под такими незначительными выражениями вежливости имеются в виду улыбка и другие жесты телесного уважения.