О Чудесах. С комментариями и объяснениями
Шрифт:
<…> Мужество является стражем и опорой всех других добродетелей, и без него человек навряд ли будет тверд в исполнении своего долга и навряд ли проявит характер истинно достойного человека.
Мужество, помогающее нам бороться с опасностями, внушающими нам страх, и с бедствиями, которые мы переживаем, очень полезно в том положении, в котором мы находимся в этой жизни, где нападения возможны со всех сторон. Поэтому весьма благоразумно снабжать детей указанным оружием возможно раньше. Правда, природный характер играет здесь большую роль; но даже в том случае, когда характер неполноценен и сердце само по себе слабо и робко, правильное воспитание может сделать его более решительным. Я уже указал, что нужно делать для того, чтобы предупредить расслабление детской души страхами, внедренными в нас с детства, или хныканьем при каждом незначительном страдании. Теперь нам нужно рассмотреть, как
Неполноценный (букв. «дефектный») – на самом деле лучше перевести «полный недостатков». Имеется в виду характер, неспособный воспользоваться собственными качествами или инструментами, например, сосредоточиться в случае опасности или сообразить, как именно дать отпор. Такой характер связывается с расслабленностью, тогда как мужество «сердечно», иначе говоря, требует сосредоточенности и быстрого выбора нужных инструментов сопротивления.
Истинное мужество человека заключается, по моему мнению, в спокойном самообладании и в невозмутимом выполнении своего долга, какие бы бедствия его ни постигали и какие бы опасности ни лежали на его пути. Людей, обладающих этим качеством, так мало среди взрослых, что мы не можем ожидать его от детей. Однако кое-что сделать можно, а именно разумным руководством, незаметными переходами привести их к гораздо большим достижениям, чем мы ожидаем.
Невнимание к этой важной задаче в годы детства является, возможно, причиной того, что так мало людей обладают в полной мере этой добродетелью, уже будучи взрослыми. Я бы не сказал этого о нации, обладающей такой природной храбростью, как наша, если бы я считал, что истинное мужество требует лишь храбрости в бою и пренебрежения жизнью перед лицом врага. Конечно, эти качества являются немаловажными элементами мужества, и нельзя отрицать, что лавров и почестей достойны те доблестные люди, которые рискуют жизнью ради своего отечества. Однако это еще не все. Опасности угрожают нам и в других местах, не только на поле битвы: хотя смерть – царь ужасов, однако страшные лики физического страдания, бесчестья и нищеты также способны расстроить большинство людей, на которых они грозят обрушиться; и есть люди, которые, не робея перед одними опасностями, испытывают смертельный ужас перед другими. Истинное мужество готово встретиться с любой опасностью и остается непоколебимым, какое бы бедствие ни угрожало. Я не хочу этим сказать, что оно недоступно никакому страху вообще. Где опасность налицо, там не может не возникнуть чувство страха, если только мы не имеем дело с человеком тупоумным; где есть опасность, должно быть и сознание опасности, а также такая мера страха, которая держала бы нас настороже и заставила бы напрячь внимание, активность и энергию, не нарушая в то же время нашей способности спокойно думать и не мешая нам следовать указаниям разума.
Сознание опасности (sense of danger) – не просто понимание того, что данная вещь опасна, но знание, как именно она может оказаться опасной. Так, нужно не просто знать, что волки опасны, но и в каких случаях они представляют собой угрозу, например, что в это время года они голодны, и значит, скорее всего, нападут. Этим сознание опасности отличается от простого знания опасных вещей. Именно поэтому далее Локк рекомендует не запугивать людей лишний раз, потому что тогда они начнут бояться отдельных предметов, тогда как опасность представляет развитие ситуации.
Первый шаг к приобретению этой благородной и мужественной твердости заключается, как я уже упоминал, в том, чтобы тщательно оберегать детей, пока они малы, от всякого рода страхов. Не допускать, чтобы детям рассказывали о разных ужасах и пугали их страшными предметами. Это часто настолько потрясает и расстраивает душу, что она уже никогда больше не может оправиться, и человек в течение всей своей жизни при первом намеке, при первом же возникновении какого-либо страшного представления теряется и смущается: тело расслабляется, душа в смятении, человек перестает быть самим собою и теряет способность к спокойному и разумному действию. Вызывается ли это привычным движением животных духов, проникших в организм при первом сильном впечатлении, или каким-либо изменением конституции, которое произошло менее понятным путем, но факт остается верным сам по себе. Примеры людей, которые на всю жизнь сохранили в своей слабой и робкой душе впечатление ужаса, пережитого в детстве, мы можем встретить повсюду; поэтому подобные впечатления нужно всячески предупреждать.
Животные духи – весьма частый у Локка термин, означающий жизненные силы организма, которые действуют волевым образом, в силу чего не принадлежат
Затем следует постепенно и осторожно приучать детей к тем предметам, в отношении которых у них существует преувеличенный страх. Но здесь требуется большая осмотрительность: не следует проявлять чрезмерную торопливость и начинать это лечение слишком рано, иначе вы можете усилить зло, вместо того чтобы его устранить. От маленьких детей, которых еще носят на руках, нетрудно устранять пугающие их предметы; а пока они еще не умеют говорить и не способны понимать то, что им говорят, они едва ли воспримут рассуждения и доказательства, которыми приходится пользоваться, чтобы убедить их, что ничего опасного нет в тех страшных предметах, с которыми мы хотим их познакомить, приводя их постепенно в более близкое соприкосновение с ними. Поэтому редко приходится по отношению к детям применять этот прием раньше, чем они научатся ходить и говорить. Но если бы случилось, что ребенок испугался какого-либо предмета, который нелегко устранить из его обстановки, и если каждый раз, когда этот предмет бросается ему в глаза, ребенок обнаруживает признаки испуга, то следует применять всяческие способы успокоения его страха, пока этот предмет не станет для него привычным и безобидным, отвлекая мысль ребенка к другому или соединяя с данным предметом какие-либо занимательные и приятные впечатления.
Локк опять настаивает на том, что управление страхом возможно как его рационализация: необходимо объяснить, что сама пугающая вещь не может пугать, и тогда ребенок перестанет ее бояться, так как соединит с ней другие эмоции, например, любопытство. Скажем, он испугается изображения страшного дракона, но потом задумается об анатомии этого существа и перестанет его бояться.
Нетрудно, мне думается, заметить, что дети в первое время после рождения реагируют одинаково на все предметы, попадающие в поле их зрения, если только последние не действуют болезненно на их зрение, что они не больше пугаются черного негра или льва, чем своей кормилицы или кошки. Что же в таком случае вызывает у них впоследствии чувство страха в известных сочетаниях форм и красок? Не что иное, как опасение вреда, ассоциирующегося с этими вещами. Я думаю, что если бы дитя каждый день сосало грудь другой кормилицы, оно бы в своем шестимесячном возрасте меньше пугалось перемены лиц, чем люди в возрасте шестидесяти лет. Причина, по которой ребенок не идет к постороннему человеку, заключается в том, что, привыкнув получать пищу и ласку от одного или двух лиц, постоянно находящихся при нем, ребенок боится, как бы, перейдя на руки к чужому человеку, он не лишился того, кто ласкает и кормит его и постоянно удовлетворяет его нужды, столь часто испытываемые; отсюда тот страх, который овладевает ребенком, когда его кормилица куда-нибудь уходит.
Негр или лев – вероятно, речь не о живых африканцах или львах, их увидеть было трудно, а о картинах или картинках, которые были страшны даже взрослому читателю своей непривычностью. Часто негров и львов изображали на гербах, и ребенок мог увидеть их в раннем детстве на гербе своей или дружественной фамилии. Такое обращение к изображениям, не названным изображениями напрямую, а только по именам изображенных вещей, позволяет Локку незаметно перейти от страшного как опасного в вещах к страшному как непривычному в картинах, и, в конце концов, сопоставить страх с неудовольствием.
Единственное, что вызывает у нас естественный страх, – это страдание или утрата удовольствия. И так как эти чувства не связаны с формой, цветом или размером видимых предметов, то ни один предмет не возбуждает в них страха до тех пор, пока он не причинил им страдания или пока им не указали, что он может причинить вред. Веселый блеск и яркость огня и пламени так привлекают детей, что в первое время они всегда стремятся схватить огонь руками; лишь после того, как постоянный опыт, сопровождающийся мучительной болью, покажет им, как огонь жесток и безжалостен, они начинают бояться дотронуться до него и тщательно его избегают. Когда источник страха таков, нетрудно найти, откуда он возникает и как исцелить от него в тех случаях, когда страх, внушаемый предметом, основан на ошибке.