О друзьях-товарищах
Шрифт:
Именно вот эта переправа наших войск, как мне кажется, и является главной заслугой Днепровской военной флотилии в период Бобруйской операции.
Справиться с этой сложной задачей нам удалось и потому, что солдаты были не просто пассажирами, но и добровольными и очень добросовестными помощниками: делали причальные мостки, грузили на катера технику и даже вплавь самостоятельно переправлялись на тот берег Березины, сложив на наши палубы все нехитрое свое имущество.
Лишь однажды, когда мы начали два катера-тральщика пришвартовывать друг к другу, чтобы перевезти пушки, командир
— А не утопите?
Главный старшина Третьяков, оскорбленный этим вопросом до глубины души, только глянул на полковника и отвернулся. Ответил командиру дивизии его же солдат:
— Так они же сталинградцы!
И полковник сразу заулыбался, отошел в сторону.
Лишь глубокой ночью 28 июня мы кончили переправлять 48-ю армию и сразу же, как того требовал боевой приказ, полным ходом пошли к Бобруйску, где в то время еще добивали врага, оказавшегося в кольце советских войск.
Четверо суток мгновением мелькнули с того часа, как началось наше наступление. И все время мне не удавалось вздремнуть хоть сколько-то обстоятельно, поэтому я прилег в матросском кубрике, строжайше наказав будить меня при первой необходимости.
В то время фашистского фронта, как такового, здесь уже не существовало. Но в лесах и болотах еще бродило предостаточно вражеских солдат. Многие из них выходили на дороги, раскисшие после недавних двухнедельных дождей, или на берега реки, чтобы сдаться. Но ведь были и такие, которые все еще мечтали вырваться из нашего кольца. От этих можно было ожидать чего угодно. Поэтому, ложась спать, я приказал будить, если возникнет хоть малейшая угроза.
Проснулся от яркого солнца, лучи которого резвились в кубрике, и прежде всего услышал невероятную тишину. Конечно, немедленно выскочил на верхнюю палубу, огляделся.
Мы — и мои, и Пескова катера — стояли у берега, зачехлив пушки и пулеметы. А берег в полном смысле этого слова кишел пленными. Однако матросы и солдаты расположившейся рядом с нами части словно не замечали их: чинили одежду и обувь, стирали белье, брились, купались и просто зубоскалили. Будто и не было недавних кровопролитных боев, будто и не предвиделось их в ближайшем будущем.
Я понял, что Бобруйская операция успешно завершена. А уже утром был и приказ Верховного главнокомандующего, в котором прозвучали фамилии и капитана 1-го ранга Лялько, и капитана 3-го ранга Пескова. Больше того, Верховный главнокомандующий приказал 1-й бригаде кораблей Днепровской флотилии впредь именоваться «Бобруйская».
С радостью и некоторой тревогой мы с Гриденко восприняли этот приказ: радовались за товарищей, а волновались за своих матросов, боялись, что не все они правильно поймут, почему наш дивизион оказался без слов благодарности за ратное мужество, проявленное в недавних боях. К счастью, все обошлось. А еще через день или два, для экономии горючего ошвартовавшись попарно с катерами Пескова, мы пошли теперь уже вниз по Березине.
Конечно, останавливались у всех наших братских могил, конечно, подправили их и дали салюты, которых не было в момент похорон.
Шли и гадали, куда теперь пошлет нас командование? В Киев на отдых или на Припять, где, если верить слухам, доходившим до нас, уже 27 июня вступила в бои 2-я бригада кораблей Днепровской флотилии (командир бригады капитан 2-го ранга В. М. Митин).
Лично я верил и не верил этому, так как знал, что она в то время только и имела:
1-й дивизион бронекатеров — 4 катера,
4-й дивизион катеров-тральщиков — 5 катеров,
отряд полуглиссеров — 12 катеров и в оперативном подчинении плавучую батарею № 1220, 292-й отдельный зенитный дивизион и отряд десантников, которым командовал младший лейтенант Н. П. Чалый.
Сами понимаете, до наступления ли тут, если бригада находилась еще в стадии формирования?
Однако, когда мы были еще на Березине, получили распоряжение следовать на Припять. Итак, все стало ясно.
Мы становимся «пинскими»
На Припяти в то время перед нашей 61-й армией стояла 2-я немецкая, в состав которой входили 22-й и 23-й пехотные корпуса с самыми различными средствами усиления. За месяцы нахождения в обороне фашисты создали здесь мощную полосу укреплений, приспособив для круговой обороны Петриково, Дорошевичи, Туров, Давид-городок и другие населенные пункты.
Короче говоря, мы понимали, что на Припяти нам придется тоже основательно поработать.
Шли мы теперь уже полным ходом, но все равно к боям за Лунинец (9 июля) запоздали, пришли к вечеру этого же дня в район Качановиче — Березце. Здесь до нашего сведения и довели, что мы с 415-й стрелковой дивизией пойдем на Пинск вдоль Припяти, а 2-я бригада свернет на Ясельду, где будет взаимодействовать с 397-й стрелковой дивизией.
До 11 июля мы знакомились с обстановкой, осваивались на местности. Самое неприятное, что установили, — Припять здесь была все-таки мелковата и узковата для нас. Невольно вспомнились Волга и Днепр, где мы могли маневрировать в любую сторону и без оглядки. А тут, чтобы повернуть на обратный курс, частенько нам приходилось упираться носом в берег и основательно молотить винтом по воде, чтобы забросить корму катера туда, куда нам нужно было.
На отдельных перекатах глубина была так мала, что мы теряли скорость: винты выбрасывали из-под днища воду, и нас как бы присасывало к дну реки.
Иными словами, предстояло не плавание, а одно мучение.
Зато нас обрадовало то, что 2-я бригада уже хорошо зарекомендовала себя. Особенно дивизион бронекатеров, которым командовал капитан-лейтенант Михайлов, и отряд десантников младшего лейтенанта Чалого. Они успешно действовали в боях под Скрыгаловом, Петриковом и Лунинцом. Правда, не обошлось и без промашек, но кто застрахован от них?
11 июля меня ознакомили и с приказом командования 61-й армии, в котором говорилось, что главный удар по Пинску она наносит своим правым флангом силами четырех стрелковых дивизий, которым предписывается обойти город с севера и действовать вдоль железной и шоссейной дорог;