О дьяволе и бродячих псах
Шрифт:
Долговязая девушка в холле принялась бороться с пуговицами клетчатого пальто. Неуклюже стянула узорную шапочку, и по плечам заструился каскад рыжих с золотом волос, которые горничная тут же перехватила тесемкой. Рита была не слишком старше Нины; с милым, курносым лицом, испещренным веснушками, и ямочками на щеках. Беспечная радость в больших голубых глазах изобличала легкомысленность, граничащую, скорее, с фривольностью, отчего ложилась на грудь Нины растущим раздражением.
– Нина, познакомься с Ритой, – обычно Эстель тонко улавливала настроение племянницы, но в этот раз их ментальная связь
– Мне в ее услугах нужды нет, – плохо скрывая неприязнь, ответила Нина. Театральный оскал горничной приводил ее в холодное бешенство.
Эстель бросила на племянницу осуждающий взгляд. Подобным образом тетушка окидывала младшую сестру, когда хотела воззвать ту к совести. Но проявление характера Агнес не избежало немого порицания даже без присутствия самой Агнес.
– Серьезно? – с задором переспросила Рита и повесила пальто на крючок. Ее беспричинное веселье создавало впечатление человека недалекого ума.
– Просто будь добра, держись от моей комнаты подальше…
– А то рискую найти что-то непотребное?
– Ага, кулак промеж глаз.
Эстель возмущенно кашлянула, собираясь сказать, но урок хороших манер ненароком прервало появление Грейсона и Джеймса. Оба одеты в рабочее, только вернулись с заказа в городе. С улицы в дом потянуло запахом мокрой хвои.
– Привет, мальчики, – колокольчиками зазвенел голос Риты.
Нина ощутила неожиданный укол ревности.
– Здравствуй, Рита, – устало махнул Грейсон.
Джеймс молчаливо прошел мимо. Уголки губ на лице горничной разочарованно опустились, и Нину охватило злорадное удовлетворение. Привкус гадости хоть и щипнул стыдливо приличия ради, но определенная ложка сахара оставила внутреннего демона сытым.
Утешенная тем, Нина отправилась к себе. Она так и не успела обжиться в комнате, отчего развороченная обстановка выглядела как последствия урагана и требовала неотлагательной уборки.
Но гнетущее, уже знакомое ощущение подкралось внезапно.
Оно не сопровождалось ни звуком, ни ветерком, но превосходно замечалось встревоженным нутром. Нина закрыла глаза, прислушалась к чувствам. Кто-то стоял за спиной и выжидающе смотрел на нее. Как хищник, подглядывающий за жертвой. В висках зашумела кровь. Уверенная в промахе интуиции, она рывком обернулась. Из темного угла Нину изучали два желтых глаза.
Они левитировали в тени, потеряв носителя. Золотые радужки сощурились в пренебрежении. Каждый хотя бы раз в жизни видел демоническое лицо в обыденных вещах: на складках занавесок, в пригорелых блинчиках, ковровых узорах, – но эти глаза были определенно иного толка.
Нину бросило в ужас. Она вздрогнула и пошатнулась, теряя под ногами пол. Оцепенение сковало разум, принудив бездейственно смотреть на золотые огоньки.
Но стоило раз моргнуть, и угол опустел.
Пытаясь унять частое сердцебиение, Нина бегло осмотрелась по сторонам. От признаков другой жизни сохранились только воспоминание и общая смятенность, – оставалось разве что усомниться в психическом здравии. Виной могли быть слабость мышления, последствия стресса…
И только какая-то небольшая часть разума уговаривала поверить собственным глазам.
Новая рабочая неделя ознаменовалась
Нина погрузилась в себя, почти слепо размахивая ручкой на кассовых чеках. В подтекших набросках узнавались очертания «Барнадетт», «Харлея» Грейсона. Горящих глаз в углу комнаты. К художественным наклонностям она всегда относилась прохладно, находя их не более чем неплохим способом заглянуть внутрь себя. Как плавно тянулись линии на бумаге, так размеренно текли ее мысли.
Нина терзалась в сомнениях уже не один день. Она видела что-то не из этого мира, но отказывалась принять это. В какой-то момент борьба со здравомыслием стала настолько утомительной, что Нина спросила у тетушек-сестер, что делать, если мир вокруг вдруг стал безумен?
«Когда воюют ум и сердце – обратись к молитве», – ответила Эстель.
«А лучше – прикончи бокальчик красного», – завершила Агнес.
Для Нины не существовало религии. Если бог и был, то наверняка его список дел ограничивался двумя пунктами: «нежиться на подушке из облаков» и «как можно точнее плюнуть в Нину Стелманис», потому что ничего, кроме испытаний, Господь ей за всю жизнь не послал. Однако в глубине души продолжала теплиться вера в нечто, не имевшее объяснения.
Быть может, в безграничные силы мироздания?
Нет-нет, пяти органов чувств точно было недостаточно, чтобы начать общение со Вселенной. И раз ничто не могло дать ответы, Нина решила положиться на шестое, – оно подсказывало, что Эстель знает, где найти в городе покой.
Закончив расписывать очередной чек видами Порт-Рея, Нина бросила его к остальным рисункам в банку для чаевых. Стоит ли вообще говорить, что, кроме мусора, никаких чаевых там отродясь не было? Она надела куртку и покинула кофейню без объяснений. Марго особого любопытства не проявляла, уже за это к ней можно было проникнуться симпатией.
По городу Нина шла неторопливо, наслаждаясь редким безоблачным днем. Полупустые улицы создавали впечатление, что бескрайние просторы ясного неба заставили жителей с непривычки попрятаться по домам. Вскоре на горизонте заблестела водная гладь, а близ набережной показалась портрейская святыня. Грудь заполнил бодрящий морской воздух.
В общем виде храм смотрелся скромно – невысокий, из белого камня; серебряные кресты отражали осеннее солнце на пикообразных башнях. Холодные лучи света крались сквозь цветные витражи в стрельчатых окнах и согревались в свечах залы. Купол внутри опирался на каменные колонны, соединенные заостренными арками; проемы открывали фрески на стенах. Были ли они библейскими или содержали апокрифические сюжеты – можно было только догадываться. В нишах за алтарем мраморные скульптуры умиротворенно вкушали божественное присутствие с тонким, сладковатым ароматом ладана. Атмосфера храма располагала к тому, чтобы поставить весь мир на паузу и заглянуть в себя.