О ком грустит Пьеро
Шрифт:
Он остановился на пороге и взглянул на Кэтрин с тайной надеждой, но она даже не обернулась. Все было сказано, кроме самого главного, но Дэвид так и не решился спросить о том, что волновало и мучило его больше всего. Неожиданная холодность Кэтрин подействовала на него, заставляя забыть о нежности. Что ж, ошибаются все, даже взрослые опытные люди. И если Дэвид придумал для себя красивую историю о любви к этой сероглазой женщине, то кто виноват в том, что она оказалась лишь мечтой?
— Ты не простишься со мной?
— Прощай, — сухо сказала она, продолжая упорно смотреть за окно
И слезы потекли по щекам не раньше, чем за Дэвидом закрылась дверь. Кэтрин старалась утешить себя, убедить в том, что ничего страшного не произошло. Ну да, в ее жизни на несколько дней появился мужчина, доставил ей несказанное удовольствие, но ведь он не один такой. Есть и более красивые, и более умные. И очень многие готовы разделить с дочерью Арчибальда Хэшстропа не только постель, но и жизнь.
Вся беда в том, что Кэтрин нужен был именно Дэвид, а не кто-нибудь другой. Но он сам отказался от ее предложения и ушел, теперь уж точно навсегда. И не осталось никакой надежды, что завтра утром он появится здесь с букетом цветов или очередным подарком для Эрни. Следовало поставить точку и забыть.
Легко сказать — забыть. Но как это сделать, если в ушах до сих пор звучит его голос, а тело упрямо хранит память о ласковых прикосновениях, о подаренном блаженстве. Даже сейчас Кэтрин почувствовала сладкую дрожь, стоило лишь представить сильные руки Дэвида и его запрокинутое, побледневшее от страсти лицо.
Она бесцельно бродила по опустевшему вдруг дому, заглядывала в темные комнаты, зашла посмотреть на Эрни. Малыш спал, свернувшись калачиком под одеялом. И Кэтрин с пронзительной болью увидела, как он похож на Дэвида. Очерк скул, немного крупноватые губы, вьющиеся русые волосы…
Ночь опускалась на промокший город, черная и беспросветная, и тьма заволакивала душу Кэтрин. Она не находила себе места, ощущая в руках и ногах неприятное покалывание и сухость во рту. Она садилась с книгой в кресло под желтой лампой, перелистывала несколько страниц и снова вставала, не зная, чем себя занять. Что-то важное ушло из ее жизни, что-то такое, чему не было цены… Любовь?
На какое-то короткое мгновение у Кэтрин появилась безумная идея: бросить все и помчаться к Дэвиду, умолять его, встать, если нужно, на колени, но не отпускать. Нет, это уже ничего не изменит и не вернет. Он принял решение. Она почувствовала вдруг, поняла с кристальной ясностью, что все остальные мужчины теперь перестали для нее существовать. Только Дэвид мог бы подарить ей счастье…
По дороге в отель Дэвид едва не попал в аварию: машину, мчавшуюся на предельной скорости по опустевшим улицам, занесло. Он едва успел что есть силы нажать на тормоза и резко вывернуть руль. И с облегчением вздохнул, когда опасный поворот остался позади. А может, это и был тот единственно правильный выход? Миг темного ужаса, а потом пустота…
Нет! Пусть ему не дорога собственная жизнь, но она нужна Эрни. У мальчика должен быть отец, тот человек, который учит играть в бейсбол и рассказывает страшные истории, который дарит первый велосипед и носит на плечах, который кажется самым сильным и умным. Пусть они будут видеться не так часто, как хотелось бы Дэвиду, но он и за несколько дней сможет многое объяснить сыну.
Он уже заранее представлял, чем заполнить то время, которое Эрни будет проводить у него. И нарочно не подпускал к себе мысли о Кэтрин. Бедная девочка, чего ей стоило сделать ему предложение, да еще при родителях! Да, отказываясь, он поступил жестоко. Но это был единственно возможный ответ — здесь и сейчас.
Если бы Дэвид согласился, ему пришлось бы поселиться в Лос-Анджелесе и вести тот образ жизни, который вызывал у него такое отвращение. Кем бы он стал — мужем на содержании у богатой женщины! Он прекрасно понимал, что не выдержал бы долго, а последовавший разрыв стал бы окончательным.
Невозможно было и увезти Кэтрин с собой. Если бы Дэвид был полностью уверен в ее чувствах, в том, что она сумеет привыкнуть к новой реальности, где нет ни лимузинов, ни расторопной прислуги, тогда он, возможно, и решился бы. А так… Насладившись кажущейся свободой, Кэтрин уже через несколько дней начала бы скучать и тосковать по роскоши и безделью, по вечеринкам и ресторанам.
Что мог дать ей Дэвид? Снимаемый одноэтажный домик с крохотной кухней, спальней и гостиной, заваленной чертежами и книгами по архитектуре, большую часть которой занимал кульман. Старенький «форд», постоянно требующий ремонта. Поздние возвращения усталого мужа, которому ничего уже не хочется, кроме как поесть и лечь спать.
И любовь… Но быт очень быстро убивает чувства, особенно если они не слишком сильны. Дэвид не смог бы жить на деньги Кэтрин, сама мысль об этом вызывала у него яростный протест. А его доходов не хватило бы для того, чтобы устроить ей существование, хотя бы немного похожее на то, к которому она привыкла.
Когда Дэвид поднялся по лестнице к своему номеру, то увидел, что дверь слегка приоткрыта и в полутемный коридор падает луч яркого света. Остановившись на несколько секунд, Дэвид решительно вошел в комнату, готовый к любым неожиданностям.
За столом, опустив голову на руки, сидел Арчибальд. Услышав шаги, он обернулся, но не встал.
— Полагаю, я могу вас поздравить с богатой невестой? — язвительно спросил он. — Ну вот, вы добились своего…
Дэвид усмехнулся и молча принялся собирать вещи: единственный костюм, висевший в шкафу, джинсы, пара рубашек — все это уместилось в маленьком чемодане.
— Что это значит? — Арчибальд с удивлением наблюдал за его действиями.
— Я уезжаю, мистер Хэшстроп, — сухо ответил Дэвид. — Возвращаюсь в Канаду. Мы с Кэтрин обо всем договорились, так что нет причин для беспокойства. Я больше не буду мелькать у вас перед глазами.
— То есть как?
Арчибальд с трудом встал. Сейчас он казался старым и не очень здоровым человеком, глубокие морщины залегли на лбу, волосы на висках отливали серебром. Дэвиду стало жалко этого человека, для которого вся жизнь сосредоточилась лишь на деньгах и положении в обществе. Даже за дочь он волновался только потому, что ее имя могло появиться в газетах. А это означало бы множество слухов, и косые взгляды знакомых, и любопытство, и неискреннее сочувствие.