О кораблях и людях, о далеких странах
Шрифт:
Медленно течет вода мимо борта. Так медленно, что течение почти незаметно, разве что ощутишь его, когда неподалеку проплывет распухший труп какого-нибудь животного или бутылка. У другого берега течение несколько сильнее. Там река выходит из-за леса, широко огибает песчаную отмель и, снова сужаясь, уходит за лесом к морю.
До устья отсюда не более трех миль, но здесь, где река расширяется и где на короткой якорной цепи стоит "Сенегал", перед маленьким тропическим селением МоскитоПойнт, здесь вода стоит словно в давно нечищенном вонючем пруду. Позднее, когда палящее солнце разгонит клубы тумана, берег как бы снова подступит совсем близко к кораблю. Вон торчат из воды несколько толстых балок, на них наброшены две-три доски. Это пристань. Видна и дорога, вьющаяся меж стройных
А еще дальше - леса, бесконечные, непроходимые леса...
К левому борту "Сенегала" пришвартовался огромный плот. По толстым канатам африканцы спускаются вниз.
Стволы уходят под воду, когда люди перебегают по ним.
Стрелы, словно огромные руки, протянулись за борт.
Трещат лебедки, толстые стальные канаты спускаются вниз, к плоту, где грузчики хватают их и сразу накидывают на качающийся под ногами могучий ствол. Тут же из него выбивают железную скобу, через которую проходит другой стальной трос, связывающий все деревья в огромный плот. Так ствол за стволом выдергивается лебедками из плота и поднимается стрелами на палубу.
Нелегкая это работа. На нее отваживаются только те люди, которые хорошо плавают. Стволы гладкие, и, неровен час, какойнибудь великан в два обхвата выскользнет из петли, когда его тянут наверх, и всей тяжестью обрушится на плот. Тогда успевай увернуться: от удара многотонной громады плот уходит под воду. Сколько раз случается, что рабочих убивает на месте или калечит. Иногда грузчик плывет за оторвавшимся стволом, он машет и кричит, чтобы за ним выслали катер, и чаще всего катер этот и высылают, но бывают случаи, что никто не слышит криков грузчика и он становится добычей акул. Ведь все западное побережье Африки кишит ими.
"Разумеется, бывают такие печальные случаи, - сказал капитан как-то штурману, - что негры гибнут, и приходится жалеть о несчастных родственниках, но вы себе представить не можете, сколько платят за одно такое бревнышко! Сама голландская королева спит в спальне из красного дерева!"
Кроме красного дерева, "Сенегал" грузит "железное" дерево.
По палубе снуют грузчики, они управляют лебедками, стоят возле люков, кричат что-то вниз, в трюм, направляв ют стволы, смеются, ругаются.
Руди моет пол в каюте, с него льется пот, и капли падают в ведро с водой.
– Вот черт!
– стонет он, выпрямляет спину, выбегает на минутку на мостик и с тоской смотрит на палубу.
Термометр показывает 37 градусов тепла, а самая жаркая пора еще не наступила. Жарче всего будет от двух до трех. Во время рейса по Конго несколько матросов заболели. У них малярия. Их то знобит, то бросает в жар. Они исхудали, и лица их розовеют только во время нового приступа болезни. Руди рад, что он до сих пор все хорошо переносит, и аккуратно принимает таблетки хинина, которые раздает кок. Большинство бросает таблетки за борт и глотает только ром, который выдают для того, чтобы запить горечь. Впереди на баке работают Тетье и Ян Рикмерс. Они что-то делают у брашпиля. Нейгауз с Клаусом ушли на баркасе за следующим плотом. Капитан сегодня с самого утра на палубе. Здесь же штурманы, а от Георга Руди узнал, что сегодня работает вся команда - от механиков до помощников кочегара. Что-то они там снимают в машинном отделении. Даже стармех и тот сегодня сразу после завтрака, надев новенькую, с иголочки, спецовку, кряхтя спустился в машинное отделение. И Руди так хочется работать там, возле огромной машины, большим разводным ключом отворачивать гайки, прикладывая всю свою силу, всю свою ловкость. Ах, как ему хочется хоть раз встать за штурвал, хоть раз завязать настоящий морской узел! А он каждый день делает одно и то же: подметает, трет, стирает пыль.
"С ума тут сойдешь! Но я добьюсь своего! Я буду настоящим моряком!" - решает он.
Перерыв. Руди сидит на маленькой пристани у берега и думает: "А Крошка-то теперь уж, наверное, в Гамбург переехала. Интересно, получила ли она письмо, которое я послал из Матади?" Он и карточку свою вложил в конверт. Но это старый снимок, сделанный еще на учебном корабле. На обороте надпись: "Теперь-то я уж гораздо больше.
Над трубой "Сенегала" вьется дымок. Флаг безжизненно свисает на корме. А Руди видит и не видит корабль.
– Крошка!
– говорит он громко, и сам пугается своего голоса. Вдруг он вскакивает, протирает глаза. Что с кораблем? За кормой бурлит вода. Как же это так? Не могли же они забыть его? Руди выхватывает из кармана носовой платок, машет им, что-то кричит, но никто не обращает на него внимания. На самом носу стоит матрос и лотом измеряет глубину. Корабль понемногу увеличивает скорость. Руди в полном отчаянии подбегает к самому краю мостков и едва не бросается в воду, но вдруг соображает: "Да он же вверх по течению пошел! Ему еще разворачиваться надо!" Вытерев пот, выступивший у него со страха на лбу, Руди хохочет и хохочет, потом снова садится на доски, свесив голые ноги над водой. Он вспомнил, что там, у отмели, застряло несколько стволов. Их решено было погрузить после всех, и "Сенегал" вовсе не выходит в море, а просто поднимается немного выше по реке. А он-то перепугался!.. Вдруг "Сенегал" резко останавливается, так резко, как корабль, собственно, не может остановиться. Ведь всякое судно продолжает идти вперед по инерции, если даже гребной винт и не работает или даже если он дает обратный ход. Но сейчас Руди видит, что "Сенегал" стоит на месте, а винт работает вовсю. С борта доносятся громкие крики, непрерывно звенит машинный телеграф. Человек с лотом в руках что-то отчаянно кричит, размахивая руками, но Руди уже понял: все напрасно! Сейчас отлив, и корабль сел на мель. Все сбежались на бак, винт работает, из-под кормы вылетают белые брызги, капитан не отрывается от мегафона, и вот медленно-медленно корма начинает поворачивать к берегу. Руди кажется, что он видит, как корабль дрожит. Капитан хочет снять его своим ходом с мели.
И вдруг "Сенегал" действительно, чуть вздрогнув, глубоко оседает и снова приподнимается, будто на большой волне.
Затем быстро начинает набирать скорость.
Но что это? Из машинного отделения вырываются клубы пара, чтото шипит, начинает выть сирена. Раздается какой-то глухой удар, который чувствует даже Руди, сидя здесь на берегу. И сразу весь корабль заволакивает паром.
За белым облаком слышны крики, звонки телеграфа. По немногу рассеивается пар, из него выступает мачта, корма, нос. Уже виден мостик. Руди облегченно вздыхает.
Снаружи не заметно никаких повреждений. Но Руди еще долго приходится ждать, пока к берегу не подходит катер и не забирает его на борт. Толстяк Иохен, первым встретившийся ему, сообщает:
– Главную трубу разнесло - вся по кусочкам разлетелась. Старик раскричался. Стармех сваливает всю вину на своего помощника. Три месяца придется здесь торчать.
– Что?.. Три месяца?
– А ты думал? Надо ждать, пока не пришлют новую трубу, да и механиков с ней из Гамбурга. Такой ремонт обычно только в доках делают.
– Три месяца!
– вздыхает Руди.
– Это мы, значит, только в мае в Гамбурге будем?
4
– Эй ты, ленивая скотина! Чайник на стол!
Билле стряхивает воду с рук и вытирает их о грязное полотенце, потом подносит чайник рыжему Нейгаузу, который один сидит за длинным столом в матросском кубрике и читает книгу.
– Это последняя, - говорит Билле и наливает Нейгаузу полчашки. При этом он расплескивает несколько капель.
– Осторожней, тюфяк!
– кричит Нейгауз и толкает Билле в бок.