О Лермонтове. Работы разных лет
Шрифт:
В этом своем утверждении Висковатов, конечно, опирался на наблюдения над другими текстами из архива Верещагиной, копии которых он сделал перед тем, как вернуть автограф владельцу. Альбом с этими текстами, ныне хранящийся в Колумбийском университете (США), ныне подробно обследован и описан. Девять стихотворений 1830–1832 годов, содержащихся в нем, были вписаны, по-видимому, позднее, в 1835 году (менее вероятно, в 1837 году; после этого года Лермонтов Верещагину не мог видеть), в переработанных редакциях [565] . Естественно было предположить, что список «Каллы» также представлял собою позднюю, а не раннюю редакцию поэмы, — что и сделал Висковатов; однако он никак не развернул и не аргументировал своих утверждений. Любопытно проследить потому за движением текста.
565
См.
Первое, что обращает на себя внимание, — ясно выраженная тенденция к устранению поэтических неточностей и небрежностей. Во всех случаях текст улучшен, и иногда очень значительно; ни одного случая ухудшения текста нет. Мы можем привести здесь лишь выборочные и наиболее показательные примеры таких уточнений; их легко пополнить по сводке вариантов в Академическом издании. Одним из примеров такого рода является правка в стихах 98–105; особенно существенно здесь, что исправляются не только прямые неточности, но и те строки, которые в сущности исправления не требуют; они лишь совершенствуются, заменяясь афористическими формулами. Это манера авторской работы над текстом, совершенно нехарактерная для фальсификатора. В исходном тексте стихи эти читаются:
И он смотрел. И в думах тонет Его душа. Проходит час. Чей это стон? Кто так простонет, И не последний в жизни раз? Кто, услыхав такие звуки, До гроба может их забыть? О как не трудно различить От крика смерти — голос муки!В редакции «верещагинского списка» устраняется неловкий сдвиг временных глагольных форм в начальных строках и очевидный недосмотр во временной протяженности сцены: убийца не может мешкать «час» над спящей жертвой, вот-вот готовой проснуться:
Аджи глядит. И в думах тонет Его душа. Урочный час!Происходит резкое повышение напряженности рассказа. Оно достигается последующим введением великолепных афористических формул, о чем говорилось выше, и устранением серии риторических вопросов, в данном случае чисто формальных, так как ответ на них предрешен заранее:
Раздался стон. Кто так простонет, Тот простонал в последний раз. Кому ж пришлось такие звуки Услышать, их не позабыть И никогда не заглушить Воспоминанья тяжкой муки.В последних строках исправлена и смысловая неточность: «крик смерти» и «голос муки» в этой сцене тождественны.
Почти полностью переработана концовка — в том же правлении. Ср. в ранней редакции:
И в это время слух промчался (Гласит преданье), что в горах Безвестный странник показался, Опасный в мире и в боях. Как дикий зверь, людей чуждался; И женщин он ласкать не мог!Почти каждая из этих строк содержит неточность, которая ощущается на фоне висковатовской редакции. Предшествующий фрагмент лишен временной определенности; потому неподготовленной оказывается начальная строка концовки — «и в это время…». «Странник» — определение, трудно согласуемое с обликом изгоя и убийцы, абрека, «странник, опасный в мире и в боях» — строка еще более приблизительная и не вполне ясная по смыслу (что значит «опасный в мире»?). «Дикий зверь», конечно, не «чуждается» людей, а прячется или бежит. Наконец, в последней строке есть поэтическая неумелость, ощутимая при внимательном чтении: здесь описание таинственного лица, даваемое извне, как бы соскальзывает в сферу его частной, интимной биографии, что сразу же разрушает структурную основу рассказа.
Новая редакция снимала все эти неточности:
И след Аджи простыл. Катился За годом год, и вот в горах Абрек чужой всем появился, Вселяя суеверный страх. Как зверь, он от толпы таился, Встречаться с женщиной не мог!Как мы помним, далее следует лакуна в тексте, от которого остались лишь начальные слова или даже буквы. Стихи «верещагинской копии» совершенно естественно продолжают эти оборванные фрагменты. Полного «наложения» на них нового текста, однако, не происходит. Мы можем наглядно представить себе всю картину в виде сводки текстов, где фрагменты списка Хохрякова будут обозначены скобками:
(Быть может) совести упрек (В его чертах) найти страшился… (Следы страда)нья и тревог (Не укрыва)лись от вниманья; (Под башлы)ком упорный взор (Он не госп) (И верно б) (На том к) Внушал лишь страх… Ни состраданья, Ни сожаленья — лишь укор Судьбы читался в нем… Никто Не признавал в Абреке друга, Он поражал как бич недуга… (Встречал ли) ночью он кого, Встречал ли днем — всегда его Все сторонились, избегали, Как дней проклятья иль печали. (Ему открыт был) всюду путь…Далее следует концовка. Первые три стиха ее единичны в ранней редакции и в висковатовской копии:
Хранил он вечное молчанье; Но не затем, чтоб подстрекнуть Толпы болтливое вниманье;В последних трех стихах — разночтения; в висковатовском списке — уточнения того же порядка, что и рассмотренные выше:
Но знал один он, почему Каллы ужасное прозванье В горах присвоили ему.В копии XXI тетради:
И он лишь знает, почему Каллы ужасное прозванье В горах осталося ему.Что же касается фрагмента, заполняющего лакуну в хохряковской копии, то вопрос о его происхождении возникает самым настоятельным образом. Здесь возможны только два решения: либо это лермонтовский текст (точно или не вполне точно переданный); либо это текст чужой, контаминированный или написанный заново, — иначе говоря, с теми или иными целями произведенная фальсификация.
В специальной работе, посвященной псевдопушкинскому тексту X главы «Онегина», Ю.М. и М. Ю. Лотманы дали превосходный образец анализа имитации на разных уровнях строения текста [566] . Строго говоря, таким же образом должен быть проанализирован и текст висковатовской (верещагинской) копии «Каллы»; однако здесь слишком мало нового текста, чтобы к нему можно было бы применить статистический метод анализа. Оставляя решение этих вопросов стиховедам и лингвистам, мы ограничимся лишь несколькими наблюдениями, ибо наша задача скромнее: она заключается не в антитезе, а в реабилитации текста, который должен быть поставлен в один ряд с другими, как подлинная копия определенной степени достоверности. В этой связи нам придется рассмотреть допущение об ее фальсифицированности.
566
Лотман Ю. М., Лотман М. Ю. Вокруг десятой главы «Евгения Онегина» // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1986. Т. 12. С. 124–151.