О людях и нелюдях
Шрифт:
И что он теперь скажет Виночке? Честнее было б ничего от нее не утаивать и помочь найти хорошего мужа… Нет, не получится. При одной мысли о том, что она будет принадлежать другому, во рту стало тесно от вмиг выросших клыков. И потом, они уже стали мужем и женой, к Клыкастому все обряды, придуманные служителями. Он расплел ей косу, убрал белыми цветами, назвал своей княгиней… Она была счастлива, так нежно прикасалась к нему, шептала, что любит… Дрозд с трудом подавил рвущийся из груди вой. Не нужно больше воспоминаний об их единственной ночи, совсем не
И мысли вновь устремились к проклятому долгу правителя. Доверчивый пес сам загнал себя в ловушку. Согласился на предложение Беркута, дал клятву. И Воинам Клыка поклялся. Нарушить слова не сможет, никогда… Не так воспитан. Если б государь знал, что ему можно верить и без кровных уз…
В замок на Грозовом утесе Дрозд приехал в крайне дурном расположении духа, которое сразу улетучилось под ласковым взглядом Виночки.
— Государь недоволен тобой? — спросила она, почувствовав его тревогу.
— Доволен, даже слишком, — проворчал оборотень. — Давай не будем о нем.
Дрозд решил не говорить ей пока о необходимости жениться на королевне. Пусть узнает все, когда их разлука закончится. Он хотя бы сможет ее утешить, а то совсем уж неладно выйдет: сообщит такую новость и бросит одну, мучиться сомнениями. Еще уйдет милая из замка, с нее станется. Самостоятельности не занимать. Дрозду вдруг очень живо представилось, как он перекидывается в пса, чтобы взять след беглянки, а потом преследует ее по дорогам…
Князь не задержался дома: переночевал и уехал наутро. Еще долго в ушах звучали прощальные слова Виночки: "Скорей возвращайся, Дроздок. Вместе любые невзгоды переживать легче." Она все же поняла: его что-то гложет. Постаралась отогнать это прочь ласковыми руками, губами… Оборотень вздохнул, вспомнив минувшую ночь. В груди тупо заныло. Когда он с милой, окружающий мир будто истончается, становится полупрозрачным, тает, даже его звуки и запахи притупляются. Остаются лишь она и он, их шепот, поцелуи, горячие тела… И никакому Беркуту не проникнуть в это тайное убежище, путь туда заказан всем, даже королевне. Особенно королевне…
Дружина, ожидая возвращения князя, стояла у Ирисного Брода, города в северном приграничье. Беспокойство Дрозда о том, как примут горожане оборотней, оказалось напрасным: за время его отсутствия никаких серьезных происшествий не случилось. Простые люди поглядывали на Воинов Клыка не столько с опаской, сколько с любопытством. Молодежь никогда не видела нелюдей и была удивлена: те мало отличались от княжеских дружинников. И не имели ничего общего с образами из проповедей служителей Крылатой: глаза не горели бешеным огнем, клыки изо рта не торчали и слюна не капала, а на женщин волки, считай, и внимания не обращали. Скорей уж бойкие городские бабенки не в меру чесали языками, обсуждая стати иноплеменников. Ну и, конечно, всем было невтерпеж узнать побольше о новом князе, Кречете.
О нем охотно рассказывал рыжий нелюдь-кошак, представлявшийся лучшим другом молодого Соколиного. Сам он выглядел проходимец-проходимцем, да и истории свои начинал не раньше, чем любопытные выставляли угощение, но, правду баял али нет, а послушать его собирались многие. Болтал жулик на редкость складно, пресыпая изложение солеными шуточками. Впрочем, надо отдать рыжему должное, Кречет по его рассказам выходил очень даже благородным, хотя и не лишенным обычных человеческих (или в большей степени нелюдских?) слабостей.
Дрозд, добравшись до Ирисного Брода, подивился своей неожиданной известности. Одного взгляда на хитрющую физиономию Вьюна хватило, чтобы разглядеть корни народной любви.
— Все-таки натрепал, что я в чудище обращаюсь? — спросил приятеля, для виду нахмурившись.
— Вот так благодарность! — возмутился рыжий. — Я на языке мозоль натер, тебя нахваливая!
— Вижу, что недоедал-недосыпал, — хмыкнул Дрозд. — Морда аж лоснится.
— Я не виноват, что обаятельным уродился, — надулся кошак. — Каждый хочет угостить, что тут такого?
— Да ничего, Вьюн, — пес вздохнул. — Хорошо, хоть ты жизни радуешься.
— Всеблагая матерь! А у тебя опять все наперекосяк, несчастье ходячее?!
— Примерно так, — и Дрозд поведал другу о своей беде.
Рыжий, узнав о требовании государя, так оживился, что даже позабыл о намерении вызнать, было у друга что-то с Ромашечкой или нет.
— У-у, кикимору тебе в постель! Повезло же кобелю — женишься на настоящей королевне.
— Ага, повезло! Глаза б мои ее никогда не видели.
— Да ладно тебе. Две жены — не так уж плохо. И, знаешь, я тебе помогать стану. Пока ты одну ублажаешь, я другой займусь. Как тебе?
— Вьюн, ты полудурок? — только и смог сказать Дрозд. — Все мои надежды на счастье рушатся, а ты по-прежнему несешь похабень.
— Я вовсе не шучу! — оскорбился кошак. — Ты будешь уверен, что супруга, пока мужа нет, не с какими-то неизвестными мужиками трахается, а с твоим лучшим другом. Чем плохо?
Дрозд смотрел на рыжего. Вьюн неисправим. И ведь совершенно серьезен, прохвост. Неужто и в самом деле думает, что поможет? На душе было так погано, что откуда-то из глубины вдруг начал подниматься смех. Кошак, видно, заметил изменившееся выражение лица приятеля и важно кивнул. Мол, не боись, справимся. Дрозд не выдержал и заржал.
— Трахай королевну, ты ж об этом мечтаешь, — с трудом проговорил он сквозь смех. — Но если прикоснешься к Виночке…
— Уговорил! — воскликнул Вьюн. — Ты не пожалеешь, что доверился другу!